"Вера Кетлинская. Мужество " - читать интересную книгу автора

Но ему самому было жутко от повторяющегося зловещего причитания,
несущегося из темноты.
- Это наша стойбища, - дрожащим голосом сказал Ходжеро. - Беда в
стойбище, - больной кто есть. Черта давай выгоняй.
Кильту поднялся и снова заработал шестом; но русский видел ужас на его
лице, освещенном луной. Ходжеро тоже работал, втянув голову в плечи и
пугливо оглядываясь на еще невидимое стойбище.
"Га! Га! Га!" - все ближе раздавалось зловещее причитание.
Впереди блеснул огонек - дрожащий, неровный, быстро погасший огонек.
Кто-то закурил у берега. Залаяла собака.
- Приехали, - сказал русский весело. - Эй, кто там, на берегу! -
крикнул он в темноту.
Лодка ткнулась носом в песок. Кильту и Ходжеро выскочили из лодки и
втянули ее на отмель. Русский разминал ноги, вглядываясь в темные силуэты
фанз. "Га! Га! Га!" - неслось ему навстречу.
- Муй дичени?* - спросил рядом старческий голос. - Кильту?
______________
* Кто приехал?

- Ми, Кильту, - ответил парень. - Хай бичени, Беджэ?*
______________
* Я, Кильту. Что случилось, Беджэ?

Кильту, Ходжеро и старик быстро заговорили по-нанайски. Русский ждал,
вслушиваясь в малопонятную скороговорку.
- Ну, что там случилось? - спросил он нетерпеливо.
- У старого Наймука Алексея, - взволнованно объяснил Кильту, - вторая
жена не могу роди, второй день роди; старики пришла, черта выгоняй.
- Второй день роди, - подтвердил старик, - плохо Урыгтэ, мало-мало
помирай.
В фанзе Наймука было полно народу, но света не зажигали. Собравшись в
кучу, все громко и страшно кричали: "Га! Га! Га!" Изредка кто-либо открывал
дверь и тотчас быстро захлопывал, чтобы испуганный криком черт выскочил на
улицу и не успел заскочить обратно. Когда решили, что черт уже наверняка
удрал, все повалили на улицу и пошли вокруг фанзы, все так же крича. Надо
было отогнать черта и от фанзы, чтобы не вертелся около. Только старшая жена
Сакса осталась в фанзе. Она засветила огонек и сидела в углу на циновке
около своих младших спящих детей, медленно раскуривая трубку и недобрыми
глазами наблюдая за страданиями Урыгтэ. С тех пор как Алексей Наймука взял
вторую, молодую жену, Сакса работала с рассвета до темноты и ела худшие
куски, и эти худшие куски делила с детьми. А Урыгтэ спала с Наймука, сидела
дома, не рыбачила, не гребла, не собирала в тайге валежника, не кормила
собак, не чистила убитого зверя, не разделывала рыбы, а только вышивала
шелком халаты, курила красивую трубочку и в веселые часы играла с ребятами.
Ребята любили ее... Старшая дочка Мооми шепталась с нею и выбирала ей узоры
для вышивки, но Сакса знала, что родится сын Урыгтэ, и ее дети будут в доме
нелюбимыми, а сын Урыгтэ будет любимый. Тяжелые роды Урыгтэ внушали ей
неясные надежды.
Русский смело вошел в фанзу и направился к роженице. Она корчилась и
тихо стонала; по ее посиневшему лицу текли струи пота и слезы. Она сидела,