"Вера Кетлинская. Мужество " - читать интересную книгу автора

Тамбовке в кооперации служит...
Так и воевали. Смелостью да нахрапом... Где сотня нужна - двенадцать
человек брали. Где тысяча нужна - сотней шли. Крепость Чныррах брали с
берданками против артиллерии да с деревянными трещотками - для страху. А то
еще делали так. Сани у нас. Наложим сена, гоняем вдоль фронта взад и
вперед - гляди, мол, сила какая... Киселевка тут есть. Казачье село. Казаки
окопались крепко, камнем обложились, снегом, водою облили - заледенело все.
И дома рядом - греться можно. Нам бы их силой никогда не взять. У них -
сопка, а мы с Амура, с голого места. И численное превосходство за ними.
"Ребята, - кричит наш командир, - одна смерть! Силой не взять - на испуг
возьмем сукиных сынов!" Знамена вперед, нас человек пятьдесят с берданками
да возчики следом с палками - тоже будто ружья, и кричим во всю глотку:
"А-а-а!" и с криком на приступ. Ошалели казаки, раз-другой выстрелили, на
коней - и тикать...
Был у нас командир - Тряпицын. Анархист, из матросов, отчаянный, под
пулями никогда не ложился. И свободу он так понимал, никогда ее не видавши,
что анархисты за самую вольную свободу. Знамя у него было красное с черным и
надпись: "Первый анархо-коммунистический отряд". А лозунги были: за
советскую власть, против беляков и японской военщины. Мы за ними и шли. А в
политике тогда мало понимали, потом опытом узнали, когда переметнулись
анархисты к бандитам да к белякам. Ну, сперва ничего. С партизанским центром
связь держали, с Лазо. Шли к Николаевску. Кругом белые. Податься некуда.
Силы нету терпеть, и воевать тоже сил нету. И вот Тряпицын в Мариинское
поехал, в белый штаб. Один, в санях, только возница с ним. Часовой
останавливает: "Стой, кто идет?" А он встал в санях, отвечает: "Командующий
Красного Николаевского-на-Амуре фронта Тряпицын". Часовой и винтовку
выронил. А он в штаб. Офицеры чай пили, совещались. Он вошел: "Вы Тряпицына
ищите? Я Тряпицын". Наган вынул, на стол положил. "И вы кладите. Будем
разговаривать". Положили. Сидят, ничего не понимают, чай предложили - выпил.
Офицеры спрашивают: "Где ваши солдаты?" А он говорит: "Вот пойду, поговорю с
вашими солдатами, и будут они мои". А солдаты уже во все щели смотрят, в
окнах торчат, пулеметы тащат, разоружаются. Ну, он и сказал офицерам:
"Уходите! Сила моя. Все равно от партизан вам конец". Вышел, в сани сел и
поехал обратно. Километра три все ждали погони и залпа. Ничего. А офицеры
тут же собрались и удрали; с ними некоторые солдаты, преданные
белогвардейцам. А которые революционно настроены - к нам перешли со всем
вооружением и амуницией...
- Чистая работа! - сказал Епифанов.
- Была у него секретарша или вроде начальника штаба - Нина.
Авантюристка. Хитрая женщина, говорить умела. И вела свою линию незаметно,
да ловко. Чтобы, значит, оторвать Тряпицына от коммунистов, от советского
пути. На свой бандитский путь его сворачивала. Дружков ему подсовывала... И
набежало к Тряпицыну всякого народа. Лапта тоже. Спиртонос он был,
контрабанду из Китая носил. Потом у Калмыкова служил. А потом к партизанам
перекинулся. Предатель был, сукин сын! Сперва притаился, в доверие вползал,
а когда Николаевск пришлось оставить, тут его бандитское нутро сказалось.
Нашу партизанскую честь грязью пятнал. Никого не щадил. Мы воюем, жизни
своей не жалеем, а наши партизанские дома Лапта разоряет. И Тряпицыну голову
задурил... Или анархистский дух заговорил в нем? Не знаю. Только продали они
нас...