"Александр Хургин. Дверь" - читать интересную книгу автора

бессонница в случае чрезмерной усталости и если ложилась она к тому же не
вовремя. И она лежала с закрытыми глазами на спине и не спала, и ей лезли в
голову беспорядочные нечаянные мысли и их обрывки: о Сараеве и о завтрашнем
рабочем дне понедельнике, который всегда бывает тяжелым, и зачем-то о Дусе
приходили к ней мысли и о Толике, приносящем ей колбасу, и еще о чем-то, что
вспоминалось или представлялось ей в потемках и в тишине проходящей без
признаков сна ночи.
И она, конечно, поняла сразу же и знала наверняка доподлинно, зачем
сегодня приходил Сараев и зачем просидел без какого бы то ни было толку весь
длинный сумбурный вечер. Опять он хотел затеять с ней разговор о том, что
зря она и напрасно противится дальнейшему их семейному сосуществованию и что
надо перетерпеть и пережить эту черную полосу препятствий, и приложить все
усилия, и начать все с самого начала и с чистого листа, потому что ей без
него хуже, а не лучше и ему без нее и без детей плохо на этом свете и
невозможно, а детям тоже не следует жить без отца и мужчины в доме. Тем
более что они, дети, ни в чем не виноваты и ответственности за поступки
взрослых нести не должны.
Ну, в общем, предвидела Мария наперед все слова, которые мог бы сказать
ей Сараев. И нового ничего в этих заготовленных им словах и доводах для
Марии не было и не содержалось, и она сама все это знала и понимала не хуже,
чем Сараев. Но она же и не надеялась что-нибудь выгадать, живя без него, и
знала, что не легче ей придется, а тяжелее, и заблаговременно вторую работу
себе нашла по совместительству. Так как не способна была больше
Мария с Сараевым жить. Она б, может, и хотела, чтоб остался он с ней, а
не могла. Организм ее этому противился, а ему, организму, не прикажешь, он
сам по себе, часть природы.
И довела, значит, Мария их жизнь до логического разрыва и, можно
сказать, выжила Сараева своим к нему жестоким и безразличным отношением. И
он ушел, не выдержал. И живет Сараев после ухода сам, в старой своей
квартире, находясь в неотступном страхе и в боязни возможного возвращения
туда бывшей жены Милы, потерявшей давным-давно человеческий облик и все
женские черты и отличия.
Он, Сараев, и с Марией будучи и живя вечно боялся, что Мила появится
вдруг из небытия и вмешается как-нибудь грубо и бесцеремонно в его частную
жизнь. Он так Марии и говорил в минуты слабости, что вот живу с тобой уже
сколько, а как подумаю о ней, так страшно мне становится, и ничем я это свое
чувство страха и ужаса перед ней подавить в себе не могу. Боюсь я ее и
друзей ее этих со дна и изнанки жизни.
Так это же он говорил живя с Марией в ее квартире, местонахождение
которой Миле его несчастной известно не было. А теперь-то он сам живет,
один, и бывшая его жена опустившаяся в любой, что называется, момент к нему
нагрянуть может без предисловий и предупреждения. И главное же, Юля с ним ни
за что не захотела уходить, как он ее ни уговаривал, чего Мария, конечно,
ожидать не могла. Но все равно не отступила она и не отреклась от своих
возникших намерений и на развод подала в народный суд. Потому что жить
каждый день в присутствии Сараева после жуткой беременности своей от него,
абортом прерванной, она никак не была в состоянии и не смогла бы себя
заставить.
А до аборта все вроде у них, у Марии с Сараевым, шло более-менее. Пять
лет почти что жили они в согласии и, смело можно сказать, в любви. А как