"Александр Хургин. Сквер" - читать интересную книгу автора

сложилось такое и состояние души. Бесчувственное, невосприимчивое к боли. Я
все больше волновался - не случилось ли чего с ней. Она же мне не говорила,
где и как проживала свои дни и ночи. Не говорила, вызывая меня на то, чтобы
я у нее спрашивал и допытывался. Но я не спрашивал и не допытывался. Ждал
ее- и все. Когда ждал - да, волновался и чуть ли не молился Богу - чтоб все
обошлось, и она пришла целой и невредимой. А когда она приходила - сразу
успокаивался и со спокойной совестью засыпал. Наверно, это злило ее больше
всего, и она называла меня бесчувственным бревном. А я говорил: "Я
чувственное бревно",- и мои слова злили ее еще больше.

Я не хотел ее злить этими своими словами. Но если бы я нашел другие
слова или молчал, обходясь без них, - эффект был бы тот же. Здесь суть
содержалась не в словах и не в молчании. В таких ситуациях все бесполезно.
Это известно давно. Такие ситуации на шахматном языке называются патовыми. И
выхода из них нет. В смысле выход есть только один. Прекратить. По
договоренности, то бишь по-человечески. Но прекратить не всегда получается,
мы прекратить не смогли. И продолжали. Сначала оба. И как-то по-идиотски.
Она, к примеру, не вытирала пыль с мебели до тех пор, пока телевизор нельзя
было смотреть, пока пыльный слой не скрывал под собой все, что делалось на
экране.
Я плохо переношу пыль, у меня на пыль аллергия, в пыли я чихаю и плачу.
Но я ничего ей не говорил и сам не прикасался к тряпке.
Более того, я не ремонтировал сломавшийся бачок в туалете.
Вентиль закрыл- и все. И воду в унитаз мы лили из цинкового ведра. Она
тоже ничего не говорила мне и не требовала быть хозяином и настоящим
мужчиной и принять соответствующие ситуации меры. Так мы воевали с ней, ведя
скрытые невидимые сражения.
Воевали не на жизнь, и не на смерть, и даже не до победного конца.
Потом я сдался, тихо капитулировал и перестал обращать внимание на все. А
она - нет, она продолжала свою войну в одиночку. До тех пор продолжала, пока
не нажила себе головную боль в виде беременности. А нажив, в один день
успокоилась на достигнутом, собралась и исчезла, когда меня не было дома.
Соседи с удовольствием и подробностями мне рассказали, что она с
каким-то низким черным человеком приехала на автобусе, загрузила туда
чемоданы, швейную машинку и уехала. Машинку, сказали соседи, грузить было
труднее всего - в половинку автобусной двери она не влезала, и ее, чтобы
впихнуть в салон, пришлось пересаживать через никелированный поручень,
разделяющий дверь на две равные части. Машинка, надо сказать, была не из
легких - с электрическим приводом и тумбой из настоящего дерева. Такие
машинки назывались когда-то стационарными, а как они называются сейчас, я
понятия не имею.
Она, естественно, участия в погрузке не принимала, и ее низкорослому
похитителю пришлось туго.
Я пришел буквально через полчаса после того, как они уехали, и еще
застал следы от их ног и от развернувшегося в тесном дворе автобуса - потому
что накануне ночью выпал тяжелый мартовский снег. Он лежал весь следующий
день до вечера, а вечером он растаял и стек со двора ручьями.
Конечно, ничего хорошего из всего этого приключения произойти не могло.
И не произошло. Сколько-то она пожила со своим этим низким-черным, а потом
ушла. Ушла, даже не дождавшись родов.