"Александр Хургин. Сквер" - читать интересную книгу автора

пойдет обратно. И я, и она инстинктивно придержим ее согнутыми в локтях
руками, коротко прижмемся друг к другу и выскользнем из-под захлопывающейся
двери на проспект, в сквер и в снег. Выскользнем вместе, плечом к плечу, и
там, на улице, она вынуждена будет заговорить со мной. Ей некуда будет от
этого деться. И мне - некуда.
О чем мы будем с ней говорить, я не знал, не предполагал и не думал.
Обычно после многих лет порознь, чтобы пообщаться и исчерпать интерес друг к
другу до дна, хватает двух минут чистого времени. Весь разговор сводится к
вопросу "как жизнь?" и ответу "нормально". Иногда минут пять уходит еще на
"а помнишь?"
И это почти естественно. Потому что ну не рассказывать же случайно
встреченному и давно уже чужому человеку всю свою дурацкую скучную жизнь.
Хотя и такой рассказ вполне укладывается минут в пятнадцать. Это максимум.
Все, кому приходилось писать автобиографию, со мной согласятся. Редко она
требует двух страниц. Обычно укладывается в одну. Сколько бы вы ни жили -
хоть пятьдесят лет, хоть семьдесят. Наверно, главные события в жизни - это
те, которые остаются между строк, и между слов, и вне биографии. И вот если
начать рассказывать о них, не хватит никакого времени - на рассказ и
переживания уйдет его столько же, сколько ушло на проживание. Значит,
придется прожить все повторно. Что не в наших скромных силах - жизнь, как
известно, дается человеку один раз. И, к сожалению, непонятно - зачем.
Что-то долго она роется в своей сумке. Роется на весу. Нет бы подойти к
специальному столу и сделать это с удобствами. Она всегда все делала
неудобно. Вернее, неудобно, с точки зрения других. Ей-то именно так и было
удобнее всего.
Интересно, долго она еще будет копаться? Ну вот. Этого следовало
ожидать. К ней подошел штатный "каравайный" глухонемой. Ткнул ее сзади в
плечо. Она обернулась, и он, с размахом перекрестившись, протянул к ней руку
ладонью вверх. И замычал. Я этого глухонемого знаю давно и давно раскусил
его как облупленного. На вид ему лет тридцать, у него красная крепкая морда,
мелкие глаза и короткие, выше щиколоток, брюки. Обычно он подходит к очереди
с тылу, толкает людей в спину и мычит с протянутой рукой.
Наглядно демонстрируя, какой он глухонемой и несчастный.
Я ему сразу сказал:
- Вали. С такой рожей денег не просят, - и показал руками, какая
собственно у него рожа - обозначил, так сказать, размер.
А как-то зашел в пустой магазин - было пасмурное скучное воскресенье, и
народ справедливо отдыхал по домам, а не по магазинам шастал - глухонемой
стоит и спрашивает у продавщицы, не отрежет ли она небольшой кусок от
большой горбуши. Я хмыкнул и пошел покупать что-то в колбасном отделе. И тут
меня толкают в плечо. Поворачиваюсь - он. Перекрестился, протянул руку и
мычит.
Я ему говорю:
- Ты ж только что у продавщицы про горбушу спрашивал.
И он ответил мне прямо по анекдоту:
- А что, уже и спросить нельзя?
Но она, видно, ничего этого не знает и выскребает из кармана мелочь.
Интересно, почему я до сих пор думаю о ней без имени? Думаю, все дело в
том, что я о ней думаю, а не говорю. А думать нужно краткими мыслями,
мыслями, способными мелькать, а не тянуться.