"Лео Киачели. Гвади Бигва " - читать интересную книгу автора

обязанностей отлынивает, сам себе яму роет...
- Погляди, до чего ты оброс, Гвади. Откуда только не лезут эти
проклятые волосы: из ушей, из ноздрей... Остригись хоть разок, на человека
походить будешь. Неужто так трудно к цирюльнику зайти? А то ко мне на досуге
заверни, сама подровняю, не бог весть какой труд...
Голос у Мариам такой сочный, полнозвучный, мягкий, ласковый...
Казалось, сама благодатная мать-земля говорит ее устами, дышит ее грудью.
Гвади никак не ждал, что эта утренняя встреча с Мариам увенчается столь
благополучным концом. Он молча возблагодарил свою судьбу.
Глубоко, всей грудью вздохнул воздух и едва заметно потянулся к Мариам.
Постоял, посмотрел на нее.
"Знаю, сам знаю, до чего дошел", - говорили его глаза. Каждая черточка
напряженного лица, казалось, уверяла Мариам, что ее совет не пропадет даром,
что он готов геройски сразиться с нуждою и несчастием. Он поднял руку, точно
для торжественной клятвы. С протяжным стоном выдохнул наконец воздух и
воскликнул невыразимо взволнованным голосом:
- Пожалей меня, Мариам! Пожалей! Больше ничего тебе не скажу!
Слова его были полны горечи, - видимо, они вырвались из самой глубины
сердца. Поднятая рука сжалась в кулак, он с такой силой ударил себя в грудь,
что внутри что-то зазвенело.
- О горе, в какое время похитила смерть мою Агатию! - сказал он,
оторвал свой взгляд от Мариам, повернулся и неровной походкой зашагал по
направлению к шоссе. Мариам, скрывая волнение, следила за удалявшимся
соседом. Вот незадачливый! По глазам было видно, какая жалость охватила
заботливое женское сердце. Она не удержалась и крикнула вслед:
- Гвади! Возьми козла на веревку! Этак и ты не устанешь и ему легче,
чем трястись в хурджине.
Гвади успел завернуть за угол. Последние слова Мариам настигли его на
шоссе. Он обернулся, но густая листва деревьев уже скрыла Мариам.
Радость охватила Гвади: он один, наконец-то один! Упало бремя с души, и
груз за спиною стал как будто легче.
И вдруг сбежало с его лица жалкое выражение. С независимо гордым видом
огляделся он по сторонам. Жестко и насмешливо возразил на посланный ему
вдогонку совет, но так, чтоб Мариам не услышала:
- Думаешь, баба, без тебя не догадался? Но мы не только это смекаем:
проклятого, козленка не оторвешь от знакомых мест, а гоняться за ним, никому
неохота. Поняла, соседка, в чем загвоздка? А? Ума-то на это в коробочке у
тебя не хватило?
Так он отомстил Мариам за пережитые минуты страха. И так сладка была
эта месть, что он от всего сердца расхохотался, затряслось все его тело, и
прикрывавшая его бурка, и перекинутый через плечо хурджин... Он резко
оборвал этот смех и произнес, точно раскаиваясь в собственном поведении:
- Да не о тебе вовсе речь, чириме. Разве я посмел бы так о тебе? Это о
другой бабе... Не о тебе... - и он как-то странно закатил глаза.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Шоссе было новенькое, его совсем недавно выровняли, засыпали щебнем и
укатали. Тут не было грязи, и Гвади затрусил рысцой. Он извлек козленка из