"Анатолий Ким. Мое прошлое (Повесть)" - читать интересную книгу автора

голода, может быть, являлось тогда моим главным ощущением бытия...
В том случае, если ты просыпаешься и, еще лежа в постели, хочешь есть, а
потом весь день также хочешь есть, а еды почему-то не дают,- разве не похоже
это на некую фатальную виноватость? Ты вроде бы виноват уже только тем, что
появился на этом свете и хочешь есть.
К этому времени наша семья переселилась в другой край просторного
Казахстана, к горам Талды-Курган. Перед моими глазами засветились под
неистовым солнцем блекло-желтые холмы с округлыми вершинами, совершенно
безлесыми, лысыми.
Вот на эти холмы я как бы и сошел с облаков и зашагал по бренной зем-ле - и
до сих пор иду, не представляя себе ясно, куда должен прийти под конец.
Итак, степь и желтые холмы Казахстана стали первой картиной моей души.
Будучи в этом мире художником, я мыслю цветом, линией и художественными
образами. Мир нашей души - это музей Божественного искусства. Каждый из нас
носит в себе целую картинную галерею. Большие и важные части своей жизни я
представляю в виде законченных картин.
Почему холмы Казахстана видятся мне блекло-желтыми, как цвет старого меда?
Ведь ранней весною эти круглые горы вдруг наливаются ярким сиянием зелени -
нет ничего на свете зеленее. Огромные алые облака диких тюльпанов вдруг в
одночасье словно опускаются с небес на землю. И тогда безлесые склоны холмов
становятся нарядными, как расписные шелка.
Над пыльно-желтой степью парят в размытом небе неторопливые орлы. И то
огромное пространство, которое вмещает в себя и круговые полеты орлов, и
предгорную равнину, и желтые холмы Казахстана, навсегда вошло в мою душу.
Каждый народ живет там, где Бог определил ему жить. Но отдельные
человеко-частички отрываются, словно искры от пламени костра, и могут
улететь очень далеко... Я родился в Казахстане, стране бескрайних степей,
выгоревших под солнцем, и неспешных орлиных спиралей над горами. Душу
человека формируют ландшафты той страны, которую впервые увидел он в самом
раннем детстве.
В дальнейшем она не может измениться. Душа может только расшириться и
дополниться другими картинами мира. Я навсегда останусь огнепоклонником
солнца, яростно пылающего над раскаленной бескрайней степью. Мне всегда
будет душно и тесно в каменных ущельях городов, какими бы просторными и
громадными они ни были. И жаркий пот на лице окажется для меня милее, чем
прохладная сухость кожи в искусственном воздухе комнат, оборудованных
кондиционерами.
И еще одно: никогда не перестанет шуметь и мельтешить в моей душе
многоязыкий пестрый базар народов. Я стану человеком множественного,
полиментального склада характера. Мой естественный космополитизм во всех
случаях идет от моих самых ранних впечатлений...
Казахстан времен моего детства был местом ссылки, беженства и военной
эвакуации многих народностей империи. Огромные просторы Казахии советская
имперская власть предопределила как тюрьму для разных народов. В этой тюрьме
находились ссыльные нации: немцы, чеченцы, крымские татары, корейцы и
другие. По воле Сталина эти народы были сорваны со своих родных мест и
брошены на малообжитые, бедные земли, словно за тюремные стены, откуда нет
свободного выхода.
Корейцы стали первыми, кого заключили в казахский "лагерь народов". И я
родился уже несвободным - мои родители считались ссыльными, и в паспортах у