"Анатолий Ким. Потомок князей" - читать интересную книгу автора

столетиями. Чеченская война была войной не только против русской империи, но
и войной против всех империй - за то, чтобы каждый из нас был свободным, жил
на своей земле, никому не подчиняясь. И это желание, пожалуй, было
единственным, чего не мог изменить чеченец ни в жизни, ни в смерти своей.
Желание быть свободным и никому не подчиняться - никакому царю или
императору. Так говорил мой дядя из Гудермеса.
Дядя Ибрагим по документам и по свидетельству пленного штабного офицера
признал в иностранном журналисте потомка того генерала, под коман- дованием
которого сто пятьдесят лет тому назад был дотла сожжен наш большой родовой
аул, заколоты все жители от мала до велика, женщины поруганы и сброшены в
пропасть - и остались в живых всего несколько человек. От одного из них и
продолжился наш род, и я был самым последним - значит, самым старшим в этом
роду. Но я погиб, прожив на свете всего двенадцать лет.
И дядя Ибрагим, сопоставив все события, о которых он знал, с тем
фактом, что я умер, оказывается, в неосознанном порыве отомстить за
старинную кровь - желая поджечь именно тот бэтээр, в котором находился наш
кровник, - дядя был благоговейно потрясен столь явным проявлением воли
судьбы. Моя часть существования в нашем древнем роду продолжалась недолго и
была внезапно прервана выстрелом в голову. Новая вспышка войны в Чечне еще
только разгоралась - невиданной по жестокости войны. И мой дядя Ибрагим,
учитель истории из Гудермеса, в глубокой печали задумался над тем, не пре-
рвется ли скоро и его жизнь, мгновенно взятая злобою этой беспощадной войны.
Но он не мог, Ибрагим из Гудермеса, нарушить древних законов чести и
пристрелить, как собаку, совершенно беспомощного и безоружного кровника.
Иностранный журналист, потомок эмигрировавшего за границу сына
жестокого генерала, героя Кавказской войны, - пленник был поистине в жалком
состоянии.
От перенесенных потрясений что-то случилось с его головою, он перестал
понимать по-русски, исподлобья бессмысленно смотрел на окружавших его
бородатых и усатых чеченских боевиков.
Когда ему велели встать и выходить из подвала на ночную улицу, покорно
поднялся и без единого слова шагнул в темноту. Можно предположить, что в ту
минуту он подумал о том, что его повели на расстрел. Тогда поведение
пленника должно посчитать в высшей степени мужественным. Он не причитал и не
плакал, как другие.
Но вот когда Ибрагим из Гудермеса достал свой ТТ и протянул ему, держа
пистолет за дуло, - можно сказать, вложил в его руку заряженное оружие,
иностранец выглядел все таким же бесчувственным и отупевшим. Объяснений
чеченца, что на улице он сейчас будет нападать, а тот должен защищаться, как
истинный мужчина в равном поединке, журналист, очевидно, не понял. Он шел в
темноте, спотыкаясь на неровностях дороги, сжимая пистолет, - но не
воспринимая, наверное, что это за вещь находится в его правой руке.
И Ибрагим из Гудермеса, подобно всем чеченцам, когда-либо воевавшим,
погибшим, погибающим, еще не погибшим в этой бесконечной войне, понял одно -
и самое главное. Что его невозможно победить, пока он остается - всегда
будет - человеком чести. Он никогда не должен убивать кровного врага, если
тот окажется болен, беспомощен, в полном ничтожестве или безумен. Но если
чеченец нарушит закон чести и станет убивать, чтобы только удачно убить и
при этом радоваться своей удаче, то он проиграет войну - свою войну против
всего мира. В таком случае - больше не останется на свете людей, которые