"Анатолий Ким. Запах Неустроева; Рыба Simplicitas (Два рассказа)" - читать интересную книгу автора

дымящийся пылью курган строительного мусора.
Это был мусор полной перестройки квартиры, которую купили Селютин с
женой.
Он знал, чья это была квартира, когда в объявлении прочитал, что она
продается. Но не знал, что жилплощадь уже не принадлежит Неустроеву. Селютин
когда-то учился вместе с ним в Институте иностранных языков на арабском
отделении, и в один год они закончили институт. Прошло много лет, Неустроев
ушел на дно, а Селютин женился заново, в третий раз, съездил с молодой женою
за границу, сделал деньги и вернулся назад. Купил на Пресне бывшую квартиру
Неустроева, в которой прежде несколько раз бывал и куда в былые времена
довольно часто названивал.
И вот Неустроев сидел напротив, лысый, с бородою сосульками,
запущенный, неузнаваемый, дурно пахнущий. Он спрашивал про какие-то свои
вещи. Селютин ничего не мог сказать о них. Ремонт квартиры происходил без
него, когда они с женою были в Алжире. А при вселении ни жена Селютина, ни
он сам не обратили внимания, какие там были вещи. Что-то было, правда, - в
квартире тогда временно проживали некие люди маклеров, после оформления
купли-продажи они сразу исчезли. Вместе с ними исчезло все, что находилось
раньше в трех отремонтированных комнатах, и остались одни глянцевые стены
под дорогими обоями... Неустроев повздыхал, услышав неутешительное
сообщение. Затем вдруг спросил, варит ли Селютин для себя гречневую кашу.
Когда тот сказал, что никогда не варил никаких каш, Неустроев улыбнулся и,
глядя на свои рваные колени, где через прорехи виднелось голое тело, стал
подробно объяснять, как надо варить жиденькую гречневую кашу с мелко
накрошенным луком.
Денег он не просил. Я же не предлагал. Я беспокоился, как бы до
возвращения жены успеть выпроводить Неустроева. Тот настолько изменился, что
я никак не мог представить своего прежнего сокурсника в этом отупевшем лысом
бродяге, который толкует о гречневой каше с лучком. За те годы, что мы не
виделись, Неустроев постарел лет на тридцать. И никак не мог понять новый
хозяин, узнает ли бывший сокурсник того, кто купил его квартиру. Казалось,
что не узнает, окончательно повредился в уме. Селютина он ни разу никак не
назвал, каких-нибудь чувств, подтверждающих прежнее знакомство и некоторое
приятельство, не проявил. Почти не глядел на него, да и ни на что вокруг не
глядел, сидя с тупым, отсутствующим выражением на лице. Только раз
улыбнулся, молвив про гречневую кашу. О себе и о сыне, о потере жилья
рассказывал равнодушно, словно речь шла про другого человека.
Такова была наша встреча прошлой зимою, и до самой весны Селютин больше
не видел этого бомжа. Тот не беспокоил его новыми визитами. Дела у Селютина
пошли очень хорошо, израильские мясные продукты внедрились в Москву,
арабская кожаная одежда пользовалась спросом. Немцы из Бохума взяли медь от
старого военного кабеля и готовы были в дальнейшем брать ее в неограниченном
количестве. Он купил "мерседес" в хорошем состоянии, самого рабочего
пятилетнего возраста, и поставил на машину дорогую сигнализацию. Будучи
осторожным, Селютин не создал никакого торгового дома, не открыл офиса и
свою деятельность свел к чистому посредничеству, зарабатывая лишь на
комиссионных. Но партии товара были весьма большими, партнеры надежными, и
Селютин быстро разбогател. У него настала проблема, как переправить медные и
мясные доллары на свой заграничный счет. Он не хотел в этой стране
вкладывать деньги в недвижимость или держать их на рублевых или валютных