"Стивен Кинг. Оставшийся в живых." - читать интересную книгу автора

никакого оборудования, никаких инструментов.
Я начал операцию ровно в двенадцать сорок пять. Закончил в час
пятьдесят, и немедленно принял новую дозу героина, гораздо больше, чем
предыдущая. Я погрузился в туманный мир, где не было боли, и пробыл там
почти до пяти часов. Когда я очнулся, солнце приближалось к горизонту,
расстилая передо мной золотую дорожку на голубой воде. Я никогда не видел
ничего более красивого... вся боль была лишь платой за это мгновение.
Через час я принял еще немного, чтобы в полной мере насладиться закатом.
После того как стемнело я...
Я...
Подождите. Говорил ли я вам о том, что ничего не ел в течение четырех
дней? И что единственной вещью, которая могла помочь мне восстановить
иссякающие жизненные силы, было мое собственное тело? Более того, не
повторял ли я вам снова и снова, что выживание зависит от нашей решимости
выжить? Отчаянной решимости? Я не буду оправдываться тем, что на моем
месте вы бы сделали то же самое. Во-первых, вы, скорее всего, не хирург.
Даже если вы примерно знаете, как проводится ампутация, вы могли бы
выполнить ее так скверно, что вскоре бы все равно умерли от потери крови.
И даже если бы вы пережили операцию и травматический шок, мысль об этом
никогда не пришла бы в вашу забитую предрассудками голову. Неважно. Никто
об этом не узнает. Последним моим делом на этом острове, перед тем как я
его покину, будет уничтожение этого дневника.
Я был очень осторожен.
Я помыл ее тщательно, перед тем как съесть.


7 февраля.
Культя сильно болела, время от времени боль становилась почти
невыносимой. Но, по-моему, подкожный зуд, свидетельствующий о начале
выздоровления, был еще хуже. Я вспоминал в тот день всех своих пациентов,
которые лопотали мне, что не могут выносить ужасный, неотскребаемый зуд
заштопанной плоти. А я улыбался и говорил им, что завтра им будет лучше,
думая про себя, какими же хныкалками, слизняками, неблагодарными
маменькиными сынками они оказались. Теперь я понимаю их. Несколько раз я
почти уже собирался содрать повязку с культи и начать скрести ее, впиваясь
пальцами в мягкую сырую плоть, раздирая корки, выпуская кровь на песок.
Все, что угодно, все, что угодно, лишь бы отделаться от этого невыносимого
зуда.
В такие минуты я считал наоборот начиная с сотни и нюхал героин.
Не знаю, сколько я всего принял, но почти все время после операции я
был словно одеревеневшим. Подавляет голод. Я едва ли знаю о том, что я
вообще могу есть. Слабое, отдаленное урчание в животе, и это все. Можно
легко не обращать на него внимания. Однако, этого делать нельзя. В героине
нет калорий. Я проверял свой запас энергии, ползая с места на место. Он
иссякает.
Боже, я надеюсь, нет, но... может понадобиться еще одна операция.


(позже)
Еще один самолет пролетел над островом. Слишком высоко, чтобы от него