"Эмилия Кинг. Чисто английские вечера " - читать интересную книгу автора

слабел. Меркнущая дорожка света, танцующие в ней пылинки не успели, и
вправду, вот оно, решение судьбы, знамение чего-то нового?
- Что вам угодно, мистер Стоун? - слез в голосе уже не было слышно,
лишь смертельная усталость и тоска. - Зачем вы меня мучаете?
- Мисс Томпсон. Я должен извиниться перед вами. Я полагал, что подобные
разговоры тихими вечерами идут на пользу. И вам и мне...
- Я очень устала сегодня, я вам повторяю.
- Наши случайные встречи в конце вот таких трудных дней...
- Наверное, их необходимо прекратить.
Эмили стояла, не оборачиваясь, и говорила ровным бесцветным голосом.
Питер только теперь заметил, что у него руки заняты целой уймой
абсолютно ненужных сейчас вещей. Вода в кружке давно остыла. Он поставил
кружку на стол, а немного погодя, рядом положил и книжку с очками. Но как
только его руки освободились, они стали ему мешать и это чувство неловкости
окончательно смешало его и без того не очень стройные мысли. Он не ждал от
нее ничего - никаких слов, никаких поступков. Ничего не ждал, ничего не
хотел. Ему казалось, что это хрупкое равновесие чувств, которого они
неожиданно достигли сегодня и есть высшее счастье.
"Удивительно, - подумала Эмили. - Как это может быть в жизни: такая
красота, как этот щедрый золотой закат, и дикая нежная прелесть красок -
сердце щемит от восторга, и в той же жизни есть серые правила, угрюмые
барьеры! Зачем перед любовью, радостью закрыты двери? Ведь не так много
любви и радости на свете". Ее душа - вместилище волшебного летучего лета -
заточена безвременно за тяжелыми зимними завесами ненастья. Какое
бессмысленное, злое дело! Мрачная жестокость, преступная, мертвая
расточительность. Для чего, кому могло понадобиться, чтобы она была
несчастна? Еще в ранней юности всякое упоминание о загубленной жизни будило
ярость в ее сердце.
Он стоял, потеряв способность не только двигаться, но и как-то
развязать сложившуюся ситуацию. Ему оставалось только забыть о своей боли и
радоваться этому часу счастья. Но что ему делать, если в любви не бывает
передышки, не бывает остановок на полпути?
Даже скудно поливаемый цветок будет расти, покуда не настанет ему время
быть сорванным... Этот оазис в пустыне его одиночества, эти несколько
мгновений наедине с ней, пронизанные горячим, испепеляющим ветром...
Приблизиться к ней?
Она замерла, словно окаменела, и закрыла глаза. И тогда почувствовала,
как взгляд его впервые за этот вечер устремился ей в лицо. Значит, пока
глаза ее были открыты, он не отваживался на нее глядеть, боясь прочесть в ее
взгляде не то, что ожидал. И очень тихо проговорила:
- Пожалуйста, оставьте меня в покое...
Он почувствовал комок в горле, неожиданно для себя нагнулся и поцеловал
ей руку. В чем был секрет ее очарования? Наверное, никто не прилагал так
мало усилий, чтобы его очаровать. Он не мог припомнить ни одного ее
поступка, нарочно рассчитанного на то, чтобы привлечь его. Быть может, все
дело в самой ее насмешливости, в ее врожденной гордости, которая не
предлагает ничего и ничего не просит, в каком-то стоицизме ее натуры? В той
таинственной прелести, что глубоко и неотъемлемо присуща ей?
Грудь ее под легким платьем слегка вздымалась, тонкая серебряная
цепочка на шее переливалась в такт дыханию. Что же это? Уж не колдовство ли?