"Стивен Кинг. Темная Башня ("Темная Башня" #7)" - читать интересную книгу автора

почувствует и поднимет тревогу".
Но Сюзанна смотрела на него, из-под железного колпака, ее глаза
лихорадочно блестели, и по взгляду чувствовалось, что она их видит. Ага, ты
говоришь правильно.
Она произнесла единственное слово, и тут же необъяснимая, но
заслуживающая доверия интуиция подсказала Роланду, что слово это идет не от
Сюзанны, а от Миа. И при этом в слове слышался голос Луча, силы, достаточно
тонко все чувствующей, чтобы оценить нависшую угрозу и попытаться защититься
от нее.
"Чеззет", - произнесла Сюзанна. Оно прозвучало в его голове, потому что
они были ка-тетом и ан-тетом. Но он так же увидел, как шевельнулись ее губы,
пусть с них и не сорвалось ни единого звука, когда она посмотрела в то
место, где сейчас плавали они, наблюдая за тем, что происходило в этот самый
момент в каком-то другом где и когда, другом пространственно-временном
континууме.
Ястребоголовый тахин тоже посмотрел вверх, возможно, следуя за ее
взглядом, возможно, уловив обостренным слухом звяканье колокольцев. А потом
врач опустил щипцы и сунул их под сорочку Миа. Она заорала. Вместе с ней
заорала и Сюзанна. И на этот общий крик воздействовал на невесомое тело
Роланда точно так же, как воздействует порыв октябрьского ветра на
опустевшую коробочку ваточника. Подхватил и понес. Роланд почувствовал, как
он быстро поднимается, теряя связь с тем местом, где только что был, но
крепко держать за одно-единственное услышанное слово. Слово это вызвало из
памяти образ матери, наклонившейся над ним, лежащим в постели. Происходило
это в комнате, раскрашенной в яркие цвета, и, разумеется, цвета эти он
воспринимал, как маленький мальчик, воспринимал, как дети, только что
выросшие из ползунков, воспринимают окружающий мир: с наивным изумлением, в
полной уверенности, что все это - магия.
Окна в спальне были из витражного стекла, разумеется, всех цветов
радуги. Он помнил, когда мать наклонялась к нему, ее лицо переливалось
разными цветами, капюшон она откидывала, так что он мог проследить изгиб ее
шеи детским взглядом
(это все магия )
и душой любовника; он помнил свои мысли о том, как будет ухаживать за
ней и уведет от отца, если она согласится отдать ему предпочтение; как они
поженятся, у них родятся свои дети, и они будут жить вечно в этом сказочном
королевстве, которое называлось Вечный Свет, как Габриэль Дискейн будет петь
своему маленькому мальчику с большими глазами, которые очень серьезно
смотрели на нее с подушки (а на его лице уже лежал отсвет жизни странника),
петь глупую детскую песенку с таким вот куплетом:
Попрыгунчик, милый крошка,
Ягоды клади в лукошко.
Чаззет, чиззет, чеззет,
Все в лукошко влезетnote 7 .
"Все в лукошко влезет", - думал он, когда летел, невесомый, сквозь
темноту и ужасное звяканье колокольцев Прыжка. Слова третьей строки были не
галиматьей, но числами. Она как-то сказала ему, когда он спросил. Чаззет,
чиззет, чеззет - семнадцать, восемнадцать, девятнадцать.
Чеззет - это девятнадцать. Естественно, все у нас девятнадцать. А потом
он и Эдди вновь вылетели в свет, болезненно-оранжевый свет, и нашли там и