"Хайнар Кипхардт. Герой дня " - читать интересную книгу автора

какая у нее грудь. Но он никогда не бывал с нею наедине... Размышляя о Тане,
Рудат отсыпал половину сахариновых таблеток в подарок Башаровым.


* * *

- Кого я вижу! Рудат1 Спец по нужникам! Неужто до сих пор тебя земля
носит?!
Рудат узнал Цимера, но продолжал невозмутимо копаться в посылке.
- Тут что же, мода такая - не вставать, когда с тобой говорит
начальник? - елейно сказал Цимер. - Встать! Шапку долой! Ишь патлы
распустил, как шлюха в ванне!
Цимер подходил все ближе. Рудат поднял глаза. Заметил прямо у него за
спиной, на уровне бычьего затылка, изображение "Крестьянской Венеры" и
почему-то вспомнил, как однажды утром со злости плюнул Цимеру в чашку, когда
тот в четвертый раз погнал его за кофе - кофе, видите ли, был то слишком
холодный, то слишком жидкий, то слишком горячий.
Цимер извлек из нагрудного кармана складные ножнички, которыми
обыкновенно кромсал новобранцам вихры. Рудат по-прежнему сидел с посылкой на
коленях. На секунду Цимер опешил. Потом потянулся к Рудатовой шапке, но
тут... солдат рванул его к земле да еще двинул кулаком в зубы. Послышался
тонкий свист, и на глазах у старшего рядового Рудата "Крестьянская Венера"
лишилась левой груди. Цимер лежал на спине, верхняя губа разбита в кровь,
рот приоткрылся, обнажая короткие сероватые резцы и золотую коронку. Ноги
дергались, как у лягушки под током. Наконец он поднялся и заорал, даже не
успев перевести дух:
- Я вас под суд отдам! Там мигом спесь собьют! Нападение на командира!
- Ошибаетесь, - сказал Рудат. - Я вас от смерти спас. Снайперы. - И
показал рукой на безгрудую литографию. - Ваши ножницы. - Носком сапога он
подвинул их к Цимеру.
- Поднять ножницы! Поднять! [52]
- Какие ножницы? - спросил Рудат.
- Придержите язык, вы, вошь недобитая! И нечего ухмыляться, точно
медовый пряник!
- Я не смеюсь, - сказал Рудат. - Просто у меня парализована щека, еще с
первой здешней зимы. Это вам не Мазурские болота.
- Лечь! Ах ты погань! Висельник! Лечь! Лечь! Лечь!
Рудат с любопытством разглядывал физиономию Цимера. Обрюзгшие щеки,
молочно-голубые глаза, беспокойно шныряющие в жировых мешочках, орущий рыбий
рот, большие мясистые уши, которые при каждой команде двигались то вверх, то
вниз, бледнели, набухали. Рудат соображал, где он мог видеть похожую морду,
и наконец вспомнил. В концлагере Дюрргой под Бреслау{3} весной 1933 года,
когда одиннадцатилетним мальчонкой ездил навестить отца.
В белой матроске, держась за руку матери, он стоял возле железных
ворот, горло забито пылью, потный, стиснутый со всех сторон женщинами и
детьми, которые пытались высмотреть мужей, братьев, отцов среди бритых
наголо узников в полосатых робах и деревянных башмаках, тройками бегущих по
шлаку вокруг блока и распевающих, что на лугу цветет крохотный цветик под
названием вереск. Порой кого-нибудь из них выкликали, и он мчался к воротам,
к шефу отделения СА... Внезапно мать сказала: "Отец" и позвала: "Гарри!