"Владимир Киселев. Девочка и птицелет " - читать интересную книгу автора

- Шевченко, - ответила я сразу.
- Тараса Шевченко? - удивился писатель. - Больше Пушкина, больше
Лермонтова?
- Да, - сказала я. - Больше. Хотя, конечно, и Пушкина, и Лермонтова я
тоже очень люблю.
- А почему, - спросил писатель, - ты любишь Шевченко больше всех?
Мне было очень трудно рассказать об этом. Вообще я не знаю, можно ли
объяснить это, но все-таки я сказала:
- Потому что Шевченко самый храбрый поэт. Он ничего не боялся. Он
всегда писал то, что думал. Я знаю много стихов из "Кобзаря" наизусть.
- А сама ты не писала стихов про Тараса Шевченко?
Я ответила, что писала, затем немного поломалась, совсем немного, и
прочла стихотворение о Шевченко, которое я написала этим летом:

Он прятал от тюремщиков
В голенище не нож, а стих.
Радоваться нечему,
Но это - его стиль.

Не самолюбие автора,
А чистая вера в то,
Что можно приблизить завтра
Залпом своих стихов.

Эта вера рождала
Песню в зашитых ртах.
Буду об этом помнить
И буду писать - так.

Павел Романович сказал, что это очень хорошие стихи, хотя технически
они еще несовершенны, что во всем стихотворении строчки рифмуются, а в
последней строфе "рождала" и "помнить" без рифмы, и попросил, чтобы я прочла
еще какие-нибудь стихи.
То ли потому, что до сих пор никто не относился серьезно к моим стихам,
то ли потому, что Павел Романович был писателем, а я еще никогда в жизни с
писателем не разговаривала, я читала одно стихотворение за другим, а он
больше не делал никаких замечаний и только кивал головой и говорил: "Еще".
Так я читала стихи очень долго, пока Наташка не сказала, что она уже хочет
домой, и я тоже сказала, что мне надо домой, потому что я не сделала уроков.
Павел Романович спросил, кем я собираюсь быть, когда вырасту, и я
ответила, что химиком.
Павел Романович сказал, что это очень хорошо, но что у меня будет еще
время передумать, и спросил, не могу ли я дать ему на несколько дней
тетрадку со своими стихами.
И тут я сделала большую бестактность. Вместо того чтобы пригласить
писателя к себе домой, я сказала, что сейчас вынесу свою тетрадку.
Он это понял, но не подал виду и сказал:
- Мне за твои хорошие стихи и за твою хорошую сказку хочется сделать
тебе подарок. Вот - возьми.
И он вынул из кармана и дал мне прекрасную самопишущую ручку зеленого