"Эфраим Кишон. Из сборника 'Рассказы о путешествиях'" - читать интересную книгу автора

параллельную трубку. Я слушаю. И повторяю трясущимися губами, что я
остроумен, что обладаю фантазией и что публика в восторге от "Неприличного
Голиафа".
Джо стискивает меня в своих крепких руках.
- Ты гений! - деловито констатирует он. - Такой гений, какой бывает раз
в столетие.
Я ему верю. В конце концов, он опытный специалист.
Он подходит ко мне со своей женой. Они хотят меня усыновить. Почему бы
и нет.
Дик сидит в углу и набрасывает какие-то цифры на бумаге. Он
подсчитывает стоимость бассейна в саду виллы, которую он чуть позже построит
за счет ожидаемой прибыли.
Джо оценивает покупку Эмпайр-Стейтс-Билдинга и небольшого танкерного
флота. Возможно, он даже отдаст часть своих долгов.
Я, со своей стороны, прикидываю, как буду вести переговоры с
израильским налоговым управлением о разрешении на рассрочку платежей.
Звенит телефон. Доклад шпиона из "Таймс". Под страхом смерти он выкрал
у наборщиков два первых столбца из критической статьи. И что же говорит Клив
Барнс, театральный кардинал, чье слово стоит дороже, чем всех остальных
критиков, вместе взятых? Он говорит:
- Милая комедия, конечно, не классика литературы, но занятная и
душевная...
Наступают счастливейшие секунды моей жизни. Произошло чудо, чудо
библейского масштаба. Господь выбрал меня владеть народами этой земли. Мне
дана власть разоружить всех критиков. Я всемогущ.
Мои деловые партнеры уже рассчитывают возвести себе замки с
кондиционерами.
Один многоопытный Бернштейн кривит лицо. Выражение "милая комедия"
вызвало его недовольство, более того, - его подозрение.
И вот уже секунды счастья заканчиваются. На другом конце провода вновь
возникает голос шпиона из "Таймс":
- Однако, для комедии действие тянется слишком долго. Не определяется
истинный замысел...
Пульс покидает меня. Джо, побледнев, хватается за сердце. Его жена тихо
всхлипывает. Волосы Дика, и без того уже поседевшие, начинают выпадать. Уже
не помогает то, что Барнс пару мелких комплиментов отпустил по поводу сторон
человеческой личности, удачно очерченных в пьесе. Его критика в целом всегда
бывает позитивна, но этого недостаточно, чтобы удержаться на Бродвее. И
Джерри Талмер, который, как известно, еще до финала...
- Что же нам делать? - спрашивает Джо у нашего пресс-менеджера. -
Закрываемся?
Бернштейн смотрит в никуда. Перед его глазами пляшут слова вроде
"слишком долго... истинный замысел... не определяется...", затем он
подбирает ответ:
- Если выбрать положительные отзывы из рекламы и вложить в дело еще
20000 долларов, мы сможем, пожалуй, продержаться еще пару недель.
Артисты исчезают, чтобы позвонить своим агентам, дабы те позаботились
для них о новых контрактах. Я чувствую себя все хуже и хуже. Где моя жена,
где мои дети?
Передо мной возникает Джо, его левый глаз подмигивает, правый закрыт,