"Эфраим Кишон. Из сборника 'Рассказы о путешествиях'" - читать интересную книгу автора

рассаживаемся у экрана: Джо с супругой, Дик, Менахем (израильский
композитор), я и семеро занятых в пьесе артистов. Диктор что-то трындит о
Никсоне, Вьетнаме и тому подобных пустячных вещах, я его даже толком не
понимаю, в ушах у меня стоит шум, голова болит, сердце бешено колотится.
Собственно, тут я присутствую только физически. Моя истерзанная душа
находится далеко, дома, и играет с Амиром и Ренаной.
22.45. Мы затаили дыхание. Дик утонул в своем диване, Джо ушел головой
в руки так, что мы могли совершенно отчетливо видеть, как седеют его волосы.
Только Бернштейн, чье хобби состоит в том, чтобы принимать участие в
похоронах, спокойно попыхивает своей сигарой, держа в руке маленький
магнитофон, чтобы зафиксировать малейшие спорные моменты в предстоящем
выступлении критика.
На экране появляется Стюарт Кляйн, известый критик из Си-Би-Эс:
- ...острые шутки... внутренняя ирония... виртуозные диалоги...
Дик подскакивает и разражается гортанным криком, которое у него
считается ликованием, Джо по ошибке обнимает свою жену, мы все, остальные,
тоже радостно обнимаемся. Как это было тогда, у Моисея, когда он ударил в
скалу и обеcпечил водой страждущих евреев? Кляйн хвалит нас, Кляйн любит
нас, о, великий Кляйн!
- Успех! - ликует Джо. - Это успех! Это сенсация!
Затем он обнимает меня и шепчет на ухо: "Я понял, почему из всего
Израиля выбрал именно тебя.. Я знал, что делал"...
Джо хороший малый. Я люблю его. Его жена тут же предлагает мне
переехать в Нью-Йорк и открыть вместе с ней торговый дом. А сейчас нам всем
лучше станцевать "хору", тем более, что среди артистов не найдется и пары
иноплеменников, которым этот еврейский хороводный танец был бы неизвестен.
Но совершенно очевидно, что и их переход в иудаизм неизбежен. Уж если нас
сейчас похвалит и Эн-Би-Си, их ничто не удержит от немедленных поисков
ближайшего раввина.
23.10. Эдвин Ньюман, -> дуайен нью-йоркских критиков, появляется на
экране по третьему каналу. Он действует по принципу китайской пытки: делает
скучное философское обозрение культурного предназначения театра, анализирует
различие между шуткой и юмором и их значение для человеческого прогресса.
Наверняка, он точно знает, что кучка парализованных кроликов сейчас
неотрывно смотрит на экран, но это только побуждает его еще больше
растягивать свои фразы.
Мы уже готовы были околеть, когда он, наконец, резюмирует:
- Как бы то ни было - это был занятный вечер.
Конец выступления. Джо несколько раз вздыхает и падает в спасительный
обморок. Дик выскакивает наружу, чтобы принести ему воды; он не вернулся,
потому что там он попросту рухнул от радости. Артисты вытирают свои мокрые
от испарины лица. Мы взяли телевизионный барьер!
Но мы еще ничего не знаем о трех больших ежедневных газетах, "Таймс",
"Пост" и "Дэйли Ньюс". Если хоть одна из них отзовется о нас
неодобрительно - все пропало. Мы не забыли, что Джерри Талмер ушел еще до
окончания пьесы.
Тихо. Пожалуйста, тихо. Бернштейн пытается связаться со своими
соглядатаями, которых он завербовал в различных редакциях.
Первым отозывается "Дейли Ньюс". На проводе нервный, распаленный голос
известного критика. Бернштейн манит меня рукой и протягивает мне