"Кен Кизи. Отто кровавый" - читать интересную книгу автора

богохульников, прелюбодеев, колдунов и прочей швали. И бичевал он их всех
при своем дворе так успешно, что вскоре прелюбодеев да колдунов не больше
полудюжины осталось. Вскоре начало ему казаться, что земные заботы его
подходят к концу, а тут еще конец света на Новый Год назначили и все
такое... Насколько мне помнится, созвал он свою свиту в императорскую пивную
и объявляет: "Судный день грядет. Надо бы нам взойти на вершину, да отметить
конец света так, точно наступает он по нашей милости!" "Зашибись,
-согласилась свита. - Страшный суд." И вот в канун Нового 1000 Года взял он
всех своих генералов, всех своих корешей, семерых попов и шестерых монашек,
жену на сносях, поросенка, здоровенного мастифа, несколько лошадей с
повозками, телеги с вином и прочее, и направились они к вершине ближайшей
горы. На самом деле, конечно, так себе - холмика. Да только начало темнеть.
Жене его приходилось то и дело подскакивать на крупе беспрестанно пердевшей
кобылы, и все лучшие чувства ее были тем немало оскорблены. Попам уже нужно
было где-то помолиться, монашкам -пописать. И холмик сойдет. Зарезали они
порося, на пику насадили и над большим костром подвесили. Потом порубали на
куски и сели винище хлестать. Веселились, значит. Плясать пустились. Клялись
в вечной дружбе ангелам горним, которых все равно разглядеть не удавалось. А
потом забрезжило утро, и свет отнюдь не кончился. Фигу. Отто немного
обиделся. Жена про свои колики разнылась. Попы молились так, что сраки
отскакивали. А конец света все не приходит, хоть ты тресни. Отто тогда решил
сварить в кипятке одного попа - самого жирного, поскольку другие попы
рассудили, что проблема, видать, в нем, в этом жирном. Господу обжоры
неугодны. Днем они выспались, снова костер разложили, зажарили на углях
мастифа. Только стемнело, как снова во все тяжкие пустились. Парад на
верхушке холма устроили. Вопили, что твои привидения. Рыдали, себя не помня,
главы пеплом посыпали, а грязью глаза замазывали. Обмочившись по колено,
снова вырубились. А наутро... наутро... земля вращалась по-прежнему. И
солнышко сияло. И такого обозленного вассала, как король Отто Кровавый, свет
еще не видывал.

Ну вот. Год однатысячный, январь себе пыхтит дальше со счетом три
сваренных вкрутую попа и пара монашек попухлее впридачу. На вершине Горы
Тысячелетия - король Отто Кровавый с супругой, королевой Отто. И рождение
короеда, и конец света серьезно задерживаются. Гром гремит. Ветер воет. Жена
канючит: "О, мой супруг, если б только во мне дело было, ни словечка
недовольства не сорвалось бы с моих губ. Но как же ребенок?" Отто и сам был
не сильно доволен. Вино кончилось. Свита сбежала. Попы либо сварены, либо
ноги сделали. Не над кем больше на холмике королевствовать, кроме клячи
заезженной, телеги, да жены, у которой уже все брюхо сводит. Швырнул он жену
в телегу, сам забрался на лошадь, и потрюхали они домой. По пересеченной
местности. Телега скрипит. Кобыла пердит. Жена гундит на каждой рытвине и
кочке: "Как же ребенок, как же ребенок..." Четвертый день января только
занимается, солнце еще не проснулось, а она уже вовсю ссыт да стонет. Отто
принялся уже взвешивать все за и против варки ее в кипятке, да немного
увлекся. Телега на булыжнике подскочила, и супруга из нее прямо под откос
катапультировалась. Кобыле это, видимо, понравилось. Свалив с себя ношу, она
налегке заскакала дальше, потряхивая на ухабах битой телегой. Когда Отто,
наконец, добрался до супруги, та уж последний вздох испускала. "Слава всем
святым, - посочувствовал ей Отто. - Отмучилась свое." И тут увидел, как в