"Кен Кизи. Демон Максвелла" - читать интересную книгу автора

вместе со своим стариком по имени Хьюб, который, как выяснилось, сидел
вместе со мной в тюрьме. Знаменит тем, что растянул двухмесячный срок,
полученный за нарушение порядка, на два года, так как отказывался от каких
бы то ни было сделок с властью. Гордится своей репутацией и клянется, что с
насилием покончено - никаких потасовок, никакой выпивки.
Джун привезла его рано утром из Калифорнии к нам на ферму, полагая, что
мы сможем оказать на него умиротворяющее воздействие. Ее "нова" заглохла на
дороге перед самым поворотом к дому. И оба, запинаясь, принялись что-то
бормотать в свое оправдание. Лицо Джун заливала краска, огромные
татуированные руки Хьюба мяли друг друга, как мастифы на ринге.
Мы поговорили о ранних заморозках и несозревших помидорах, некоторые из
которых дозревают на подоконниках, если туда падает солнце. Я посоветовал им
воспользоваться нашей машиной и салазками, чтобы стащить их тачку с дороги.
И они двинулись прочь - Джун впереди, с сумкой, при каждом шаге ударявшейся
о ее угловатые колени. Я почему-то вспомнил Стейнбека, тридцатые годы и
написанные от руки объявления, которые приклеены ко всем кассовым аппаратам
окрути: "Чеки обналичиваются только на стоимость покупки!"
У посеребренного изморозью поля останавливается первый школьный
автобус, и из него выходит Калеб, прямо напротив того места, где впритык
стоят наши с Хьюбом драндулеты. Дети в окнах показывают пацифистские знаки,
вероятно реагируя на внешность Джун.
Мимо проезжает сосед - тот, который богатенький, с состоятельными
родственниками и ранчо вместо фермы. Он сидит за рулем новенького
темно-бордового "мустанга".
Раздается лязг металла, и я слышу, как машины заворачивают на дорожку,
ведущую к дому.
Калеб приносит почту - счета, рекламные бюллетени и книгу в твердом
переплете "Любовь к родине", написанную каким-то знаменитым подвижником, имя
которого мне ничего не говорит. Сомневаюсь, что кто-нибудь может научить
меня любить родину.
Солнечные лучи просачиваются сквозь сентябрьскую дымку, освещая
оживленную деятельность. Откуда-то сверху доносится шум пролетающего
самолета, и пшеничные зерна наливаются золотом.
Потом прибывает следующий автобус со старшеклассниками, из которого
выходят Квистон и Шерри. Калеб бежит им навстречу, размахивая над головой
золотым колоском:
- А вы еще не знаете, к нам приехала Джун со своим Громилой!

День матери, 1969 год

Квистон

Она вышла из леса, и теперь, я думаю, ее надо как-то назвать.
Папа тоже размышляет над этим.
Это - девочка, и мне кажется, ей подошло бы имя Фалина. Шерри говорит:
"Класссно!"
Мы с Калебом и Шерри поим ее в саду теплой водичкой из бутылочки. А
папа собирается нас снимать и суетится со штативом, подыскивая место без
тени. По-моему, она выглядит потрясающе, когда прыгает на солнце по мягким
желтым зарослям горчицы. Я начинаю думать о звериной пушистости и о быстро