"Диана Кизис. Последний штрих " - читать интересную книгу автора

к третьему. К четвертому. Потом начала изучать мои методические материалы:
вырезки из газет, процесс сооружения кукольного домика и его ритуальное
сожжение. Она оттягивала высокий ворот свитера и жевала кисточку. Я замерла
в предвкушении: сейчас она поздравит меня с тем, что я наконец-то сумела
увидеть по-новому события своего детства.
- Джессика, - сказала она, подозвав меня к себе, - у меня даже слов
нет. Объясни мне, пожалуйста, что побудило тебя выбрать такой сюжет? Он же
совершенно лишен глубины.
Вернувшись домой, я отнесла свои картины на помойку и прислонила их к
стене напротив мусорных ящиков. А на следующий день сменила отделение:
перевелась на историю искусств. Выйдя из администрации, я заметила
Копловица. Эта бездарность шагала по студенческому городку со своим дурацким
фирменным пакетом. Он заметил меня и пригласил посмотреть комнату, которую
снимал. Идти мне было некуда, к тому же любопытно было взглянуть на его
нору, и я согласилась. Мы перебрали вина, обкурились марихуаны и занялись
сексом на матрасе, который он бросил в углу (видимо, в надежде, что
когда-нибудь поразит какую-нибудь девушку своим талантом, и она согласится с
ним переспать). Наверное, мое самоуничижение имело банальную психологическую
подоплеку. Психолог сказал бы так: смирившись с тем, что креативный и
страстный художник из меня не получится, я решила креативно и страстно
потрахаться. И последнее получилось у меня очень даже неплохо. Лучше, чем я
смела надеяться.
Я не сказала Сесил, что перевожусь на другое отделение - я не перенесла
бы ее разочарования и не хотела, чтобы она опять стала меня отговаривать.
Наверное, она все правильно поняла, потому что больше не заводила разговоров
на эту тему. Однако она решилась на безмолвный протест. Дней через десять
после постыдного рандеву с Копловицем я заскочила в комнату к Сес - хотела
попросить у нее карандаш для глаз, который, как она утверждала, очень мне
подходил. Плакат, висевший над ее кроватью, исчез. (Это было сентиментальное
черно-белое фото маленькой девочки, сжимавшей в руке розовую розу.
Мрачноватый колорит портрета оживлял лишь яркий цветок, словно десяток
восклицательных знаков в первом любовном послании девушки-подростка.) Теперь
вместо плаката над кроватью висели все четыре мои итоговые работы. Сесил их
даже в рамочки вставила. Они смотрели на меня с немым укором и напоминали о
безграничной вере Сесил в меня. Она не снимала их до самого окончания
университета.

Глава 7
Краткая передышка

В день моего выхода на работу погода стояла чудесная. Жизнь понемногу
налаживалась, верилось, что все еще будет хорошо. Сесил удивительно быстро
шла на поправку. Медперсонал словно специально в ее честь украшал коридоры
красно-зеленой гофрированной бумагой, аппликациями, изображавшими
Санта-Клауса, соломоновыми звездами из фольги. Я представляла, как врачи
когда-нибудь напишут о чудесном выздоровлении Сесил в своих ученых трудах и
будут обсуждать этот удивительный случай на симпозиумах, причем народу в зал
набьется столько, что негде будет яблоку упасть. Сесил заговорила своим
обычным голосом. Ей разрешили сидеть и есть твердую пищу. К ней понемногу
возвращалась память. Она совсем не помнила аварию, но помнила, что накануне