"Юрий Кларов. Пять экспонатов из музея уголовного розыска " - читать интересную книгу автора

Он спрятал носовой платок, откашлялся.
- Простите, я немного отвлекся. Что вы сказали?
- Теперь этот медальон ваш, - повторил виконт.
- Простите, но я не совсем вас понимаю. Какое, собственно, касательство
имеет ко мне этот медальон? - спросил де Будри, в котором с новой силой
вспыхнули подозрения.
- Вы уверены, что нуждаетесь в объяснениях? - Давид Иванович отвел
глаза в сторону. Мысли в его голове путались. Так и не дождавшись ответа,
виконт сказал: - У Друга народа был младший брат, который, насколько мне
известно, разделял мысли и чувства Жан-Поля Марата. Во всяком случае, он
принимал участие в женевском восстании. В дальнейшем, опасаясь
преследований, он воспользовался предоставившейся ему возможностью и уехал в
Россию. С того дня братья больше не виделись. Но они переписывались. Когда
Друг народа нуждался или ему требовались деньги для издания газеты,
сыгравшей такую выдающуюся роль в революции, младший брат всегда приходил
ему на помощь...
- Откуда вы все это знаете?
- Не все ли равно, господин де Будри? Главное не это. Главное - в
другом. Симона Эрар считает - и я разделял ее мнение, - что сделанный добрым
патриотом Жаком Десять Рук медальон после смерти генерала Россиньоля должен
принадлежать Давиду Марату. Симона хочет, чтобы эта реликвия всегда
напоминала Давиду о его великом брате, который навеки останется в истории
Франции. Но ежели Давид Марат забыл и не хочет вспоминать свою подлинную
фамилию, то... Я готов считать, господин де Будри, что моего сегодняшнего
визита к вам не было. Забудьте о нашей встрече - она не состоялась. Еще одна
легенда, не так ли? В конце концов, если в Сент-Антуанском предместье
возникла легенда об африканской республике генерала Россиньоля, то в Царском
Селе вполне могла возникнуть другая, столь же далекая от истины, - о
посещении сыном Россиньоля младшего брата Друга народа... Честь имею,
господин де Будри!
Россиньоль взялся уже за ручку двери, когда Давид Иванович остановил
его:
- Уделите мне еще несколько минут, господин Россиньоль.
- Есть ли в этом надобность? - резко спросил гость.
- Присядьте, пожалуйста.
Россиньоль неохотно опустился в кресло.
- Слушаю вас.
- Я не желал бы, чтобы вы сделали поспешный, а следовательно,
неправильный вывод, - с трудом подбирая слова, сказал Давид Иванович. -
Молодости свойственны порыв и горячность, старости, когда кровь в жилах
остывает, - нерешительность и осторожность. Таков удел стариков, а я старик,
мой юный друг, мне за шестьдесят.
Россиньоль пожал плечами.
- Я далек от того, чтобы обвинять вас в чем-либо.
- Я не опасаюсь обвинений, - покачал седой головой Давид Иванович. -
Совесть моя чиста. Но я хочу, чтобы вы меня правильно поняли и не осуждали
естественную для моего преклонного возраста осторожность, возможно, иной раз
и излишнюю... Сегодня я вас увидел впервые, а я далеко не равнодушен к
судьбе своей семьи. Вы не женаты?
- Нет.