"Юрий Кларов. Пять экспонатов из музея уголовного розыска " - читать интересную книгу автора

д'Аршиаку.
"Барон!
Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно, - писал он
Геккерену. - Поведение вашего сына было мне известно уже давно...
Представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну.
По-видимому, всем его поведением (впрочем, в достаточной степени неловким)
руководили вы. Это вы, вероятно, диктовали ему пошлости, которые он
отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей
старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви
вашего незаконнорожденного или так называемого сына; а когда, заболев
сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к
ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына...
Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания.
Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел
разговаривать с моей женой, и ещё того менее - чтобы он отпускал ей
казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда
как он просто плут и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы
просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать
нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь.
Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга Александр
Пушкин".
Письмо Геккерену было датировано вчерашним днём, а письмо д'Аршиаку -
сегодняшним. Впрочем, это было скорей не письмо, а записка:
"Виконт,
Я не имею ни малейшего желания посвящать петербургских зевак в мои
семейные дела: поэтому я не согласен ни на какие переговоры между
секундантами. Я привезу моего лишь на место встречи. Так как вызывает меня и
является оскорбленным г-н Геккерен, то он может, если ему угодно, выбрать
мне секунданта; я заранее его принимаю, будь то хотя бы его егерь..."
Но судьбе было угодно, чтобы секундантом Пушкина стал не егерь
Геккерена, не кто-нибудь ещё, а именно он, Константин Карлович Данзас. Видит
бог, как он не хотел этой дуэли! Но Пушкин просил об услуге, в которой не
принято отказывать... Неужто рана смертельна? Нет, Данзас отказывался в это
верить. Конечно, Пушкин будет жить. Обязательно будет.
Между тем д'Аршиак переговорил с Дантесом и предложил перенести
тяжелораненого в карету.
Пушкин - в карете своего врага. Как можно? Данзас хотел сделать
отрицательный жест рукой, но д'Аршиак остановил его.
- Я понимаю, как вам и господину Пушкину неприятно воспользоваться
каретой господина Геккерена. И все-таки не следует принимать поспешных
решений.
Что верно, то верно, подумал Константин Карлович, разве он имеет право
поддаваться сейчас неприязни, когда от него, возможно, зависит жизнь
Пушкина. В конце концов плевать ему и на Дантеса и на Геккерена. Он должен
думать о Пушкине, и только о нём. Это его святой долг.
- Барон чувствует себя не совсем плохо - пустяк! - а господин Пушкин
очень плох, - сказал д'Аршиак по-русски, тщательно подбирая слова. В его
голосе было сочувствие, и Данзас подумал, что француз, наверное, добрый
малый. - Не все ли равно, кому принадлежит эта карета? Главное - что она к
вашим услугам, господин Данзас. В ней вдвоем не тесно. Она на упругих