"Юрий Кларов. Арестант пятой камеры" - читать интересную книгу автора

глазами за щитком старомодных очков в металлической оправе. В конце 18-го
Масленников сломал оправу и подвязывал дужку очков ниткой. Выступая на
конференциях и собраниях, Масленников обычно снимал очки и вертел их в руках
или клал в карман пиджака. Видимо, он снял очки и перед тем, как прозвучала
короткая команда "пли"...
"С радостью умираем..."
В отличие от сдержанного и суховатого Нейбута и "рационалиста" Парубца
Масленников увлекался поэзией и любил сравнивать русскую революцию с
гениальной поэмой. "С радостью умираем" - было одной из строчек этой
поэмы...
"Мы знаем, - читал Стрижак-Васильев, - что борьба требует жертв, и мы
жертвуем себя: нисколько не жалеем своих жизней ("Опять Масленников!"), ибо
глубоко верим в грядущую Всемирную Социалистическую революцию и в конечную
победу рабочего класса... Просим товарищей не скорбеть о нашем уходе из мира
сего, а просим продолжать наше будущее дело борьбы с буржуазной сволочью.
Да здравствует власть Советов!.."
Стрижак-Васильев бережно положил короткую полоску бумаги на столик,
разгладил ладонью. Саднили занозой засевшие в памяти слова из Екклезиаста:
"...Память о них предана забвению, и любовь их, и ненависть их уже
исчезла..." Исчезла ли? То, чем жили мертвые, остается живым. И Арнольд
Нейбут, и Масленников, и Рабинович, и Павел Вавилов не растворились в
небытии. Они живут в нем, Стрижак-Васильеве, в Андрее Парубце, в тысячах
других коммунистов, которые продолжают их дело, их любовь и их ненависть.
Иначе все было бы слишком несправедливо и бессмысленно.
За окном шел снег. Мелькали и исчезали снежинки. Скрипнула дверь
тамбура, вошел Парубец.
- Давно ждешь?
- Нет, только вошел.
На Парубце был френч цвета "хаки" и бриджи. Военная форма сидела на его
ладно скроенной мускулистой фигуре как влитая, подчеркивая линию плеч и
гибкость талии. Ему было около сорока, но, несмотря на седину и глубокую
вертикальную морщину, рассекающую на две части низкий и широкий лоб, он
выглядел значительно моложе своих лет. В серых под куцыми бровями глазах
угадывалось добродушие сильного человека и легкий скептицизм - неизбежная
дань возрасту.
- Смотрю, все стареешь?
- Ничего, когда наши возьмут Иркутск и Читу, начну молодеть, - пообещал
Парубец.
- Перед Иркутском еще Новониколаевск и Красноярск, Андрюша...
- Ну, Новониколаевск - это дело дней, - уверенно сказал Парубец.
Здороваясь, он так сильно сжал руку, что Стрижак-Васильев невольно
поморщился.
- Учти, я же гирями не занимался...
- Извини, - не без самодовольства усмехнулся Парубец. - На будущее
учту. - И, увидев у Стрижак-Васильева гранки, сказал: - Хотел тебя попросить
дополнить статью о Нейбуте, но ты теперь не успеешь.
- Почему?
- Пришлось пересмотреть сроки...
- Когда?
Видимо, вопрос прозвучал слишком резко. Парубец удивленно взглянул на