"Юрий Кларов. Арестант пятой камеры" - читать интересную книгу автора

дозволенном и недозволенном. Теперь этот стержень сломался. Одновременно
рассыпалась в прах и хрупкая оболочка показной благопристойности.
Обезумевший от страха скот вырвался наружу. Офицерство исчезло,
превратившись в банду убийц, насильников, воров и психопатов. В официальных
документах это называлось разложением. И Стрижак-Васильев ощущал запах этого
разложения, тяжелый, зловонный, вызывающий тошноту. Присутствуя при
разговорах, происходивших в теплушке, при пьянках, драках, он только усилием
воли сохранял необходимое хладнокровие.
Подпольщик, как и всякий человек, имеет право на эмоции, но
пользоваться этим правом он может отнюдь не всегда. Кажется, слова эти
принадлежали Арнольду Нейбуту, а может быть, Парубцу или Михаилу Рабиновичу.
Но как бы то ни было, а они достаточно четко формулировали требования,
предъявляемые к подпольщику. И Стрижак-Васильев никогда не злоупотреблял
естественным правом на эмоции. Да и помимо всего, в теплушке с походным
курятником и остатком обоев на стенах не было никакого Стрижак-Васильева.
Стрижак-Васильев остался в освобожденном Пятой армией Омске, а здесь
находился монархист, анненковец, кадровый офицер, который хотя и брезговал
карательными акциями, но тем не менее, подчиняясь присяге и необходимости,
неоднократно принимал в них участие. И, не одобряя разнузданности, он
относился к происходящему как к печальному, но, впрочем, вполне понятному и
простительному явлению. И если анненковец мало пил, то объяснялось это не
пренебрежением к офицерскому обществу, а контузией. В остальном же он ничем
не выделялся среди других офицеров эшелона, стремившихся поскорей попасть в
Новониколаевск, город, который генерал Каппель обещал превратить в грозную
крепость.
Новониколаевск. Там находились штабы Второй и Третьей армий, резервы
фронта, собранная в кулак тяжелая артиллерия, чешские полки, ломящиеся от
добра склады союзников. Там можно было наконец передохнуть, осмотреться,
привести себя в порядок. А потом... Но стоит ли думать над тем, что будет
потом?
Ночью, не доезжая двадцати верст до станции Чулымская, поезд внезапно
остановился. Ни разъездов, ни станций здесь не было. Один из прапорщиков
отправился выяснять причину остановки. Через несколько минут после того, как
он выскочил из теплушки, застучали выстрелы.
Штабс-капитан, спавший, казалось, беспробудным сном, молниеносно
вскочил с нар, задул керосиновую лампу и задвинул засов на двери. Видимо,
как и у всех пессимистов, у него был достаточно хорошо развит инстинкт
самосохранения...
- Завидую вашей резвости, - сказал Стрижак-Васильев.
- Ну, умереть и жениться никогда не поздно... - огрызнулся тот. -
Повстанцы?
- Наверно.
Штабс-капитан выругался, а Стрижак-Васильев подумал, что самым глупым
было бы погибнуть сейчас от партизанской пули и в обличье белогвардейского
офицера.
Поезд дернулся, проехал немного назад и вновь остановился.
- Что же теперь будет? - тихо спросил Прошин. Ему никто не ответил.
Стрижак-Васильев нащупал карабин, поставил на боевой взвод курок, надел
полушубок и шапку.
Под полом вагона истерически кудахтали перепуганные куры.