"Юрий Кларов. Арестант пятой камеры" - читать интересную книгу автора

белогвардейцев. Немногочисленные части белых, которым посчастливилось
вырваться из кольца, отступили на восток.
Столица Колчака пала. На башенке бывшего здания колчаковского "совета
министров" (в дореволюционные времена дворец генерал-губернатора, а при
Керенском "Дом Свободы") взвился красный флаг.
Поспешно отступая, белые оставили победителям сотни вагонов со
снаряжением и боеприпасами, тысячи пленных и сыпной тиф...
Омск напоминал тифозный барак. Больные лежали повсюду: в бесчисленных
лечебницах и лазаретах, в Политехническом институте, в гостинице "Деловой
двор", в переоборудованном под госпиталь магазине Офицерско-экономического
общества; валялись вповалку в коридорах, на лестничных площадках, в
подъездах домов...
Двадцать тысяч больных и три тысячи незахороненных трупов. И,
докладывая Тухачевскому о положении в городе, начальник санитарной части
27-й дивизии сказал, что, по его мнению, армии грозят потери, намного
превышающие число погибших при форсировании Тобола, Ишима и Иртыша. К тем же
выводам пришли и в Реввоенсовете Пятой. Началась спешная организация
госпиталей и банно-прачечных отрядов.
Тифозная вошь дезорганизовывала тыл и наносила ощутимые удары по
фронту, грозя сорвать дальнейшее продвижение красных дивизий. Обосновавшейся
в Омске Чрезвычайной комиссии по борьбе с тифом - Чекатифу - были
предоставлены диктаторские полномочия. Комиссия произвела мобилизацию
врачей, фельдшеров, санитаров, братьев и сестер милосердия и приступила к
ликвидации трупов.
Из ближайших сел и заимок потянулись к городу кошевы для выполнения
"тифозной повинности". Из них и привлеченного в помощь крестьянам
нетрудового населения формировались обозы Чекатифа - обозы смерти.
Трупы вывозили за город, чаще всего за Казачье кладбище, по ночам. В
каждую кошеву, в строгом соответствии с инструкцией, грузили не менее десяти
и не более пятнадцати покойников - штурмовиков "народного героя" генерала
Пепеляева, красильниковцев, уральских казаков, солдат "Московской армии",
которым в апреле 1919 года была дарована высокая честь первыми вступить в
освобожденную от "красных банд" белокаменную Москву.
Отправлялись в последний путь на розвальнях, запряженных низкорослыми
сибирскими лошадками, добровольцы князя Голицына и те, кому не удалось
уклониться от мобилизации, прославившиеся своими зверствами анненковцы и
выловленные на дальних заимках отрядами особого назначения дезертиры,
прозванные в те годы "кустарниками"...
Мерзлая сибирская земля заступам не поддавалась. Поэтому мертвецов
сваливали на заранее заготовленные груды валежника, скупо обливали керосином
(керосина было мало, очень мало) и поджигали. В черную густоту покрытого
сыпью звезд бездонного неба тянулись гигантские языки пламени, а по степи
стлался густой дым. Крестьяне-возчики, натужливо кашляя, осеняли себя
крестным знамением и, торопливо понукая храпящих лошадей, отправлялись в
город за новой партией груза. За ночь полагалось сделать две-три ездки, а
иным старательным удавалось и все пять...
Такие же костры, сжигая трупы, вшей и память о Колчакии, окружали
огненным ожерельем городки, села, железнодорожные станции, места недавних
боев. Вслед за фронтом они все дальше передвигались на восток, к
Новониколаевску. По ним безошибочно можно было определить весь путь отхода