"Бернар Клавель. Малатаверн [H]" - читать интересную книгу автора

ничего нельзя было разглядеть, но Робер точно знал, где что. Крюк, на
котором висели веревки и тонкий кожаный ремешок, распятие с веткой
самшита, вставленной под левую руку Иисуса, а под ним - ящик на табурете,
служивший этажеркой, где высилась целая стопка журналов по кино и
учебников Взгляд Робера скользнул по старой швейной машинке, которую отец,
после смерти матери, перенес к нему в комнату, потому что скупщик никак не
хотел давать за нее более ста пятидесяти франков.
Робер лежал, ни о чем не думая. Однако он не спал, глаза его были
широко раскрыты, он рассеянно обводил взглядом комнату, ни на чем не
останавливаясь. Все в комнате замерло, живы были только его глаза, когда
Робер переводил их с предмета на предмет.
На противоположной стене висела фотография матери в небольшой
золоченой рамке, три снимка велосипедистов, вырезанные из журналов и
приколотые к стене кнопками.
Робера по-прежнему согревало выпитое вино. Ощущение было приятное.
Временами перед глазами у него все плыло, проваливалось, и тогда ему
мерещились какие-то смутные картины. Так он увидел Жильберту, лежащую
рядом с ним на лугу, где как-то вечером ему удалось расстегнуть ее блузку.
Потом вдруг возникла дорога, деревья замелькали мимо с пронзительным
свистом, от которого в ушах зазвенело, словно от пары хороших затрещин.
Робер лежал довольно долго, но сон все не приходил. Он приподнялся и
сел в постели, прислоняясь к стене спиной и затылком. Хмель понемногу
выветривался. Уставившись в окно, он попытался представить себе, как
выглядит долина Оржоля глухой ночью. Должно быть, южные склоны холмов и
большая часть долины ярко освещены луной. А может, и ручей кое-где
поблескивает в лунном свете. Но на уровне Малатаверна все поля по левому
берегу наверняка скрыты в тени, от горы - в плотной и сырой мгле, бесшумно
выползающей из зарослей и застилающей всю луговицу, до самого берега. Даже
летом, когда солнце нещадно выжигает поля, этот Гиблый лог, которому так
подходит его название, кажется всегда мрачным. Кажется, что он живет
собственной жизнью среди густых лесов и пышных лугов, где даже в самую
жестокую засуху никогда не пересыхают родники и ручьи.
Робер попытался представить себе, как выглядят ночью развалины
Малатаверна. Это оказалось нелегким делом. Даже днем развалины прятались в
густых зарослях. Зато старухина хибара была ему хорошо знакома:
приземистый, почти квадратный дом, словно придавленный покосившейся
крышей. А может, все-таки луна доберется и туда? Кристоф уверяет, что нет.
Во всяком случае, дверь выходит на запад и уж точно будет в тени, а ведь
именно там предстоит работать Роберу.
Юноша размышлял, не сводя глаз с чердачного окна, толстое стекло
отливало перламутром в льющемся сбоку лунном сиянии. В углу, там, где
зияла трещина, сверкала самая настоящая радуга, на фоне которой четко
выделялась паутина, раскинувшаяся от крюка до ржавой рамы. Одни нити
казались совсем черными, другие блестели, словно мишура в витрине под
Новый год.
Временами окно расплывалось, смазывалось, бледнело и словно исчезало
в тумане. Тогда Робер видел происходящее в долине будто со стороны.
Старухин дом и развалины Малатаверна все время были у него перед глазами.
Менялся лишь ракурс. То их было видно сверху, словно с самой верхней точки
Гиблого леса, то с Авизских гор, а то с Дюэрнской дороги, так что было