"Генрих фон Клейст. Маркиза д'О " - читать интересную книгу автора

дочери, оставил его одного.
Тщетны были попытки выведать у маркизы причину ее странного поведения;
она лежала в сильнейшем жару, не хотела и слышать о браке и просила лишь
оставить ее одну. На вопрос, что ее заставило вдруг изменить свое решение и
что делает для нее графа ненавистнее всякого другого человека, она рассеянно
взглянула на отца большими глазами и ничего не ответила. Полковница
спросила: разве она забыла, что она мать? На это маркиза отвечала, что в
данном случае она обязана больше думать о себе, чем о ребенке, и, снова
призывая в свидетели всех ангелов и святых, стала уверять, что ни за что не
выйдет замуж. Отец, видя, что она находится в состоянии чрезмерного
возбуждения, заявил, что она должна сдержать свое слово, оставил се и,
снесясь письменно с графом, сделал все необходимые распоряжения для
завтрашнего венчания. Он предложил графу брачный контракт, согласно которому
тот отказывается от всех супружеских прав, но в то же время принимает на
себя все обязанности супруга, исполнения которых от него потребуют. Граф
вернул этот документ, весь залитый слезами, скрепив его подписью. Когда на
другое утро комендант вручил эту бумагу маркизе, ее волнение несколько
улеглось. Она перечла ее несколько раз, сидя еще в постели, задумчиво
сложила, снова развернула и перечла; затем объявила, что прибудет в церковь
августинцев к одиннадцати часам. Она встала, оделась, не говоря ни слова,
села, когда раздались удары колокола, со своими родными в карету и поехала.
Лишь у входа в церковь разрешено было графу присоединиться к семейству
маркизы. Сама она все то время, пока совершался торжественный обряд, глядела
неподвижно на запрестольный образ; она не удостоила даже мимолетным взглядом
человека, с которым менялась кольцами. Граф по окончании венчания предложил
ей руку; но как только они вышли из церкви, графиня ему поклонилась;
комендант спросил его, будет ли он иметь честь время от времени видеть его в
покоях своей дочери; в ответ граф пробормотал что-то, чего никто не мог
разобрать, снял перед обществом шляпу и исчез. Он нанял квартиру в М. и
прожил там несколько месяцев, ни разу даже не заглянув в дом коменданта, где
графиня осталась жить. Исключительно своему деликатному, достойному и вполне
образцовому поведению во всех тех случаях, когда ему приходилось вступать в
какие-либо сношения с семьей жены, он был обязан тем, что, после того как
графиня разрешилась от бремени сыном, его пригласили на крестины. Графиня,
сидевшая в постели, укрытая коврами, увидала его лишь на мгновение, когда он
остановился в дверях и издали почтительно ей поклонился. Он бросил в
колыбель, где лежали подарки, которыми гости приветствовали новорожденного,
две бумаги, на коих одна, как то выяснилось после его ухода, содержала
дарственную на имя мальчика на двадцать тысяч рублей, а другая - духовное
завещание, коим он, в случае своей смерти, назначал мать новорожденного
наследницей всего своего имущества. С этого дня, по почину госпожи Г., его
стали чаще приглашать; дом для него открылся, и не проходило вечера, чтобы
он там не появился. Так как чутье ему подсказывало, что, в силу греховности
самого миропорядка, и ему всеми прощен его грех, он снова принялся ухаживать
за графиней, своей женой, вторично услышал, по прошествии года, из ее уст
слово "да", и тогда отпраздновали вторую свадьбу, более веселую, чем первая,
после чего вся семья переехала в В. Целая вереница маленьких русских
потянулась за первым, и когда однажды в благоприятный час граф решился
спросить жену, почему она в то роковое третье число, будучи готова принять
любого развратника, бежала от него, как от дьявола, она отвечала, бросившись