"Василий Степанович Клепов. Четверо из России ("Четверо из России" #2) " - читать интересную книгу автора

- Ты, Молокоед, собираешься сделаться верноподданным Гитлера? -
ошарашил меня Димка.
- Недаром его сегодня хвалили... Учитесь, сказал Камелькранц, вон у
того хорошего мальчика!
- А мне такая похвала хуже зуботычины!
Я думал, хоть Димка меня поймет - ведь он из нас троих всегда отличался
трезвым взглядом на жизнь, но и Дубленая Кожа неожиданно встал на сторону
Большого Уха:
- На этот счет очень хорошо выразился один великий русский поэт.
Настоящий борец за свое дело не должен считаться с мнением врага. Потому
что...

Он ловит звуки одобренья
Не в сладком ропоте толпы,
А в диких криках озлобленья...

В общем, получалось так, что я вроде начал подхалимствовать перед
Камелькранцем. И я никак не мог объяснить ребятам, что похвала Камелькранца
относится вовсе не ко мне, что это Сигизмунд и Юзеф хотели избавить меня от
наказания и помогли выкапывать картошку.
- Так что же, я, по-вашему, предатель, да?
Во мне все так и кипело.
- Предатель не предатель, - проговорил Димка, - но и советского в тебе
маловато, Молокоед.
- Ну тогда пусть Левка скажет: советский я или нет...
- Вроде был и советский, - откликнулся Левка.
- Когда в золотоискателей играли, - ехидно усмехнулся Дубленая Кожа.
- Ну, Димка, - прищурился я. - Никогда не думал, что ты от одной
зуботычины Камелькранца рассудок потеряешь.
- А я не думал, что ты от одной похвалы фашистским ударником
заделаешься.
Мне было обидно до слез. Я отвернулся к стене и стал смотреть сквозь
щель во двор. Скоро ребята уснули. А я лежал не смыкая глаз.
Из-за крыши сарая выбралась на небо огромная круглая луна, и мне
почему-то вспомнилась ночь в Золотой Долине и старикашка Паппенгейм, стоящий
против нашего костра. Я уже стал погружаться в сон, как вдруг увидел его. Он
стоял посреди двора и, как тогда, прислушивался, поворачивая голову будто
сыч то в одну, то в другую сторону. Я протер глаза, думая, что вижу все это
во сне, но Паппенгейм не исчезал. Наоборот, он шевелился, повернувшись ко
мне боком, и только тут я рассмотрел у маленького человечка горб. Фу ты,
чёрт, это же Верблюжий Венок!
Горбун медленно прохаживался по двору, а потом, словно набравшись
мужества, решительно подошел к польскому бараку и тихонько открыл дверь.
Оттуда выскользнул кто-то небольшого роста и направился с управляющим к
калитке.
Все эти ночные похождения горбуна мне показались странными, но еще
более я удивился, узнав в маленьком человечке Франца. Горбун дал Францу
велосипед и выпустил в калитку.
Что все это значит? Какие у Камелькранца дела с невольником-поляком? Не
может быть, чтобы сам управляющий помогал ему удрать из неволи!