"Елена Клещенко. Наследники Фауста" - читать интересную книгу автора

обмела. Я не спрашивала, могу ли я идти.
- Притащишь под фартуком, к порогу моему не подойдешь, - привычно
сказала благодетельница.
- Господин Майер - порядочный человек, тетушка Лизбет, - привычно
сказала я, не поднимая взгляда.
- Что такое "порядочный человек"? Я тебя знаю, вот оно как. Тебя,
потаскушкину дочь. От гулящей... Стой и слушай! (Я и не думала двигаться с
места или перебивать.) От гулящей не родится честная, а только и родится
такая беспутная, как ты. Грех познается по плодам, которые он приносит.
Монастырь будет лучшим исходом для тебя...
Я стояла и слушала, опустив глаза. Брань меня не огорчала, я скорей
испугалась бы ласковых ноток в голосе тетушки Лизбет. Ничего нового не было
в том, что я дитя мерзкого блуда, обременившее честную женщину тяжкими
заботами. Этому тезису, давно доказанному, было столько же лет, сколько
мне, - двадцать три. Вдобавок десять последних лет я была шлюхой во всех
моих помыслах, и семь лет - безобразным никчемным уродом, не привлекающим
порядочных мужчин, и четыре года из них - будущей монахиней, которой, может
быть, к старости удастся отмолить у Господа грех своего появления на свет...
То-то подивились бы ученые богословы хитроумным оправданиям монашества,
звучавшим из уст купеческой вдовы! Безбрачие, конечно, ведет ко греху, но
для девицы, неспособной ни вступить в брак, ни самой соблюсти чистоту, нужны
надсмотрщики, она же, Лизбет, и так уже изнурена непосильными трудами по
воспитанию и прокорму... Я помнила мою благодетельницу примерной католичкой,
исправно ходящей к мессе. Теперь, однако, обо всем этом не смела вспомнить
не только я, но даже соседки. Почтенная вдова была приверженкой истинной
веры, и тот грязный клеветник, кто подвергает это сомнению! Полагаю,
впрочем, что она не спешила отсылать меня в монастырь не из-за памфлетов
доктора Лютера против монашества, но по вполне земным причинам. Я помогала
служанке (сиречь была второй служанкой) и еще приносила в дом по шесть
геллеров за поденную работу. Да и кого бы бранила почтенная вдова, не будь
меня? Амальхен скажи слово, она ответит десятью...
- На то ваша воля, тетушка Лизбет.
- Да, ты в моей воле! Бог так судил. А знаешь ли ты, что это значит?..
Следовало бы как-нибудь возразить, дать ее желчи излиться. Ведь нет
страшней у меня подлости, чем быть ни в чем не виновной, всем довольной и ни
о чем не просить. Но я сказала себе, что сделаю это завтра. Нынче она такая
злобная, что может и запереть, а пропускать день у господина Майера мне
совсем не хотелось.
- ...Ну что же ты встала здесь, как соляной столп? Думаешь, шесть
геллеров сами к тебе прилетят?! Пошевеливайся!
- Да, тетушка Лизбет.
Вот оно, мое счастье. Я чинно вышла во двор, а там пустилась бегом,
благо улица, почти сплошь залитая длинными тенями домов, была еще безлюдна.
Солнце, алое и холодное, будто ягодный сок, медленно разгоралось.

Наш университет не принадлежал к числу знаменитых, не был славен ни
стариной обычаев, ни новизной блестящей мудрости. Он был старше меня
всего-то лет на десять, да и возник далече от истинных центров просвещения,
у восточной границы бранденбургских земель. Потому не стоит удивляться, что
пиитику школярам, не имеющим степени, преподавал никто иной, как доктор