"Александр Климов. Сельва ("Искатель", 1987, № 5)" - читать интересную книгу автора

Снизу доносится кашель и хриплый голос:
- Тащи обоих! Браса я не оставлю!
- Ты что, рехнулся?! - Я не верю своим ушам. - Погибнете вместе!
Молчание.
Чудеса!.. Пихра спасает жизнь какого-то Браса. Никогда бы не поверил.
Кто угодно, но только не капрал! Хотя... Не от сладкой же жизни он угодил
в сельву? Может быть, в каком-то уголке его огрубевшей души сохранилось
сострадание, привязанность, жалость? Они дремали до поры до времени и вот
проснулись. Сельва как-то незаметно меняет нас. Можно было ожидать, что
появится злость, а рождается добро...
Не знаю, как долго я тащил эту проклятую веревку. Бросить капрала и
Браса я уже не мог. Не имел права, если хотел остаться человеком.
Наконец над краем ямы появляется синее лицо Пихры. Губы почернели.
Они судорожно хватают воздух. За Пихрой показывается Брас. Как он не
задохнулся от дыма, болтаясь над огнедышащей пропастью?
Мы валимся на землю, и тут вздувшееся фиолетовое небо разражается
тропическим ливнем. Изломанные столбы молний уходят в джунгли. Под
тяжестью воды прогибается и рушится тонкая корка "блина". Огонь вступает в
борьбу с влагой. Небо застилает тугой черный дым.
Грохот и ослепительные вспышки.


Лен Брас

Грохот и ослепительные вспышки.
Словно из морской пучины, выныриваю из забытья. Легкие забиты
булавками, виски сдавлены раскаленными клещами. Тяжелые холодные капли
бьют по лицу. Стараюсь поймать их губами, но не могу.
Была яма, огонь, дым. Куда все это исчезло? Да и было ли это?
Побывать в аду и вернуться?
Кто это рядом? Най. Пихра. А это? Сельва... Все еще сельва.
Меня поднимают, куда-то несут. Вещмешок оттягивает плечи. Да снимите
же его! Ноги. Почему они не слушаются?
Листья бьют наотмашь, шипы впиваются в лицо. Кровь течет, а боли нет.
Как сыро, холодно. Меня трясет. Наверное, внутри у меня моторчик.
Най, скажи, что у меня в груди?
А кто такой я?
Я - это человек без лица и имени. Я отдал их сам, добровольно. Ради
чего? Ради того, чтобы чувствовать себя человеком, чтобы не унижаться
перед теми, кого презираю.
Путь наверх. Труден этот путь, труднее всех дорог сельвы. "Учись,
сынок, - говорил отец. - Сожми зубы и учись. Труд безземельного
крестьянина - это рабство". И я учился. Грузил ночью вагоны, учился днем.
Нет, иллюзий не было. Я быстро понял, что путь наверх - то же
рабство: чтобы подняться на ступеньку, надо скинуть свое достоинство в
пролет.
Судьба не дала мне покровителей, талантов, денег. Она в избытке
наделила меня лишь одним - упрямством и желанием подняться над своей
средой.
Так я и взбирался. Как калека по пожарной лестнице.