"Николай Климонтович. Последние назидания" - читать интересную книгу автора

свой
Толстый, здоровый глупый от доброты бутуз; однажды он нашел огромную
сухую ветку - мне такую было не поднять, - разыскал проем между кустов, где
берег спускался к самой реке, и принялся шумно лупить своей корягой по воде,
шугать , как он объяснил, за что был подвергнут наказанию, поскольку
воспитательницей было настрого сказано к воде не ходить , а именно - лишен
киселя.

Я не помню сейчас имени этой воспитательницы, но было оно жесткое для
произношения, что-то вроде Инга или Инна, так ее и назовем, но помню ее
лицо. Даже мне было понятно тогда, что она молодая - хоть в сравнении с моей
матерью. И очень красивая. Я запомнил, что у нее были темно-русые в мелкий
завиток волосы, сросшиеся брови и ясные очень голубые близорукие глаза и что
она никогда не улыбалась. Ее подопечные были в безраздельном ее
распоряжении, поскольку кроме нее на даче были еще только нянечка с
поварихой да сторож с одной ногой, поварихин муж, по совместительству и
сантехник, и истопник, и монтер, а воспитательница была главной, то есть не
только наша, но и их начальница.
Конечно, были в нашей группе девочек и мальчиков и закоренелые
детсадовцы, но большинство, кажется, были детьми домашними, без опыта
пребывания в казенном доме, попавшие сюда из-за той же нежданной оккупации
иностранными непроверенными молодежными студентами советской столицы.
Поэтому жестокая кара, постигшая глупого Толстого, произвела на этот,
домашний, контингент гнетущее впечатление. Дело в том, что после долгих лет
голода, который пережили наши родители, главная воспитательная заповедь в
советских семьях, причем отнюдь не только еврейских, где она была всегда,
гласила: чтобы ребенок хорошо кушал . Поэтому какие-либо ограничения по
части корма никак не входили в перечень наказаний, которые сводились чаще
всего к стоянию в углу или а то гулять не пойдешь , а в семьях попроще - к
обычной порке. Но кисель был как бы неотъемлемым приложением к непременной
манной каше, неким незыблемым знаком хорошокушания , и изъятие его из меню
Толстяка показалось нам грозным предзнаменованием того, что так просто нас
отсюда не выпустят. Что говорить, мы не знали еще, сколь подвижно и игриво
окажется воображение нашей новой воспитательницы и властительницы, на долгие
месяцы призванной заменить нам и бабушку, и родную мать.
Самой распространенной провинностью в этом детском общежитии было,
разумеется, ночное подтопление постели. Легкой формой наказания было
публичное предъявление загаженных простыней, когда виновник шел со своим
мокрым бельем перед строем таких же, как сам, зассанцев. Но это был лишь
первый этап воспитания, потому что рецидивистам бывала уготована форменная
гражданская казнь, иначе не скажешь. С кухни повариха несла сухой горох, его
посыпали на стол, штрафник нагишом ставился на горох на колени на самом виду
товарищей, а в руки ему вручался ночной горшок, который он должен был
держать над головой.
По-видимому, в уме воспитательницы уже тогда торжествовали идеи
феминизма, поскольку девочки и мальчики при экзекуциях были уравнены в
правах.
Она не была кровожадна. Помимо процедуры такого-то на горох , как она
командовала при затаивших дыхание юных зрителях, уже занявших свои места по
кроваткам, других наказаний - кисель не в счет - она не знала, если не