"Николай Климонтович. Последние назидания" - читать интересную книгу автора

квартире, что было само по себе редкостью. И именно потому, что квартира
была отдельная, у нее собиралась школьная компания - точнее, юноши и девушки
из двух соседних школ, ведь обучение тогда уже ввели раздельное : игра в
карты на поцелуи, танцы под граммофон. Из материалов дела можно было узнать,
что и танцы, и поцелуи служили ширмой разветвленного заговора с целью убить
отца народов, который ездил из Кремля на свою
ближнюю дачу именно по Арбату, - убить, бросив бомбу из окна ему под
колеса. Курьез заключался в том, что окна квартиры Толпыгиных выходили во
двор. Кстати, схожим образом вошли в историю так называемые молодогварцейцы
: русская полиция сфабриковала это дело в оккупированном Краснодоне, чтобы
выслужиться перед немцами, присоединив к невинной поселковой компании
школьников, мирно танцевавших себе на окраине под те же брызги шампанского ,
одного хулигана и одну проститутку - для убедительности, наверное. Это было
тем более просто, что в полицаи с удовольствием шли во множестве бывшие
советские милиционеры, и свой контингент они отлично знали. И получилось
так, что немецкое дутое дело было подхвачено красной пропагандой, а позже из
него были сделаны программный чудовищный соцреалистический роман и
одноименный невероятно патетический фильм.
Здесь возникает еще один странный поворот. У отца был коллега-физик по
фамилии Левитин. Этот самый Левитин был прекрасный и теплый человек и часто
бывал у нас в доме. Так вот из тех же мемуаров выходило: он сидел по тому же
делу о молодежном заговоре против
Сталина, что и подруга матери. То есть в одно и то же время в одном и
том же доме бывали бывшие подельники, но никогда у нас не встречались - мой
отец не больно жаловал материнских подруг.
Впрочем, обо всем этом я не ведал в те блаженные годы, зато не
выговаривал две буквы: л и р . То есть иногда у меня даже выдыхались эти
звуки, но - путались: ворона оказывалась волоной , а волна , напротив,
порыкивала. Толпыгина же выходила натурально
Торпыгиной. Мать-логопед, как ни билась, ничего с этим поделать не
могла - я ее просто не слушался, точно так же потерпела фиаско и бабушка,
вздумав на дому обучать меня немецкому языку... Так вот, с тем, чтобы
расставить путающиеся у меня во рту л и р на сообразные места, Наташка
Толпыгина как-то предложила моей матери:
а что, Светка, пусть с недельку поживет у меня, я все ему выправлю ...
Наверное, матери очень даже пришлось это предложение - отдохнуть от любимого
сыночка. А что до бабушки, то та помолчала, а потом произнесла: Наташа,
только я прошу вас сладкого ему не давать . Я огорчился и состроил рожу.
- Ну что вы, - сказала Толпыгина, и, едва бабушка отвернулась, сунула
мне конфетку. Я сообразил, что мне с ней будет хорошо и весело, потому что
мы оба заговорщики. Или, если угодно, на пару подались в партизаны. Что ж,
ей, должно быть, хотелось всласть поиграть в живую кудрявую куклу, какой я
был в те годы, правда, непоседливую. А мне светило головокружительное
приключение с почти чужой, но такой прекрасной тетей. И вот, после кратких
сборов, на следующий день я был водворен на Арбат - квартира Толпыгиных
дивным образом за ними осталась, хотя мать уже умерла, - кстати, ее
отчего-то в свое время не тронули, хотя, следуя энкавэдистской логике, ее-то
и нужно было назначить главным прикрытием, если не вдохновителем страшного
школьного заговора, чреватого государственным переворотом.
Надо сказать, что в родных стенах моя новая гувернантка, не знаю, как