"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Двадцатая рапсодия Листа " - читать интересную книгу автора

с большими городками.
Я с улыбкой посмотрел на нее, бросил взгляд на Владимира, отметил, как
чуть расширились его слегка раскосые и продолговатые глаза, и показалось
мне, что проскочила в них какая-то замысловатая искра. А может быть, искра
проскочила между двумя парами глаз - его, ясными, и ее, карими.
"Интересно, - подумал я, - эта искра только здесь и сейчас проскочила, или
она уже давно скачет между их взглядами, или, может, это и не искра уже, а
самая настоящая вольтова дуга, а я, старый дурак, обезумевший от любви к
дочери и потому потерявший всякую зоркость отец, лишь ныне это определил?"
Нечего и говорить, что Аленушка, едва услыхав о том, что Владимир
показал себя истинным рыцарем, а меня определил себе в оруженосцы, наподобие
Санчо Пансы, немедля же захотела к нам присоединиться. Уж не в роли ли
Дульсинеи Тобосской? Нет, дорогая моя, не пристало тебе поисками убийцы
заниматься! Я строго-настрого велел Елене отправляться домой. Однако дочь
моя, характером пошедшая в мать-покойницу, была упряма и своевольна. Как и
следовало предполагать, она категорически воспротивилась. Тут на помощь мне
пришел сам благородный рыцарь.
- Елена Николаевна, ваш батюшка прав, - сказал он негромко, но с
повелительной интонацией. - Вам в нашей компании сейчас быть не стоит.
Думаю, господин Никифоров в этом случае и слушать нас не захочет. Так что,
ежели хотите нам помочь - отправляйтесь домой. Или, - Владимир обернулся ко
мне, - может быть, Николай Афанасьевич не будет возражать, чтобы вы побыли с
Аннушкой, выпили бы чаю и дождались нас здесь?
Я бы очень даже возражал, но дочь посмотрела на меня с такою мольбой во
взоре и так крепко прижала руки к груди - даже лисья опушка на рукавах
встала дыбом, - что я и сообразить не успел, как ответил:
- Ну, разумеется, я не против, а вот как Анна Ильинична? Не помешает ли
ей присутствие Елены?
- Нисколько, - тотчас отозвалась Анна Ильинична. - Я только рада этому.
С Леночкой мне веселее будет. Мы и пообедаем вместе.
- Но позвольте... - начал было я.
Однако Анна Ильинична лишь вежливо качнула головой, ласково улыбнулась
моей дочери и, не говоря более ни слова, увела ее к себе, в главную усадьбу.
Я вздохнул, может быть, даже и с облегчением: какой-никакой, а это был
выход из положения. Редко удавалось мне переупрямить Лену, и уж в таком
случае, когда дело коснулось отца ее подруги Анфисы, я проиграл бы
несомненно. Но, правду сказать, испытало мое самолюбие чувствительный укол:
слово молодого человека оказалось для моей дочери более веским, нежели
родительское. Ну, да тут, видно, ничего не поделаешь. И сами мы, ох, не
всегда слушались родителей, вот и дети наши туда же.
Хорошо еще, что Аленушка моя догадалась потеплее одеться: флигель-то
хорошо протоплен, а вот в большом хозяйском доме печи не очень справляются,
в коридорах сыро, из щелей дует. Ну да, с Божьей помощью, добротная
шерстяная фланель да бархатная кофта с мехом не позволят холоду взять свое.
Слова об обеде тоже немного задели меня - негоже моей дочери
столоваться у чужих. И в то же время гостеприимство Анны Ильиничны я оценил
со всей сердечностью, а что касается моего собственного обеда - возникло у
меня смутное, ниоткуда взявшееся ощущение, что до него мне сегодня еще очень
далеко.
Долго размышлять Владимир мне не дал, увлек с собою, на заснеженную