"Меч и щит" - читать интересную книгу автора (Федоров Виктор, Березин Григорий)

Глава 10

Проскакав бешеным галопом мили две-три, я постепенно взял себя в руки и перевел коня на рысь, а потом и на шаг. Но я по-прежнему никак не мог успокоиться и яростно скрипел зубами. Никогда еще я не был так близок к тому, чтобы поступиться принципами. А ромейка, если б только она знала, как близка была к жестокому наказанию! Ибо воспоминание о зимнем походе в Ухреллу, и особенно о его конце, по-прежнему бередило острую боль в душе. И вовсе не для того я семь лет назад замышлял зимний поход, чтобы ценой огромных потерь расширить ромейские владения, не для того чтобы ромеиская знать могла еще безоглядней окунаться в самые изощренные удовольствия. Нет, тогда у меня были совсем иные цели…

По правде говоря, сперва я вообще не замышлял поход на вратников. То есть, конечно, я думал, что надо бы перебросить отдохнувшую в Левкии армию на восточную границу, но прежде собирался лично убедиться, что в этом есть надобность. И если бы та граница показалась мне достаточно безопасной, то якобы готовившийся поход на Михассен мог бы стать реальностью. Поэтому, разместив войско на отдых и велев готовиться к будто бы уже решенному выступлению на Рагнит, я отправился в Аранткон — своими глазами посмотреть, как там обстоят дела и действительно ли вратники так страшны, как расписывали в своих донесениях тагмархи акритов.

И очень скоро убедился, что они не преувеличивали, а скорее преуменьшали размеры учиняемых вратниками бедствий. Все пограничье Аранткона жило в страхе перед нападениями, да и не только пограничье, иной раз вратники отваживались на набеги в глубь герцогства и везде оставляли одни головешки и трупы. Тех, кто был покрепче и мог выдержать немалый путь до Джунгарии, они угоняли в рабство, а всех остальных, включая скот, птицу и прочую живность, они истребляли, после чего обязательно сжигали селение.

И я испытал страх. Страх перед могуществом целей и стремлений, которых я не понимал. У меня не вызывали недоумения действия как жунтийцев (те стремились попросту захватить наши земли и, если удастся, вновь установить в Межморье жунтийскую гегемонию), так и михассенцев (те просто не представляли себе жизни без грабежа). Но вратники… эти вели себя непонятно.

Гоняясь с акритами[9] за неуловимой бандой, я поймал себя на мысли, что, в общем-то, почти ничего не знаю о противнике. В «Истории Исси Шиндара» я прочел, что эта секта возникла лет пятьсот назад, хотя, разумеется, ее проповедники утверждали, будто она сложилась еще до Черного Тысячелетия. В течение двух веков сектанты усиленно распространяли свои взгляды и добились кое-какого сочувствия. Особенно большой успех их проповедь имела в Биране, где народу жилось так плохо, что люди готовы были ухватиться за любую надежду. А им обещали не только лучшее будущее в сем мире, но и высшее благо — слияние с божеством, именуемым Великим Безымянным. По словам вратников, не существовало никаких богов, кроме Великого Безымянного, и Врата к слиянию с ним раскроются только для душ, прекративших череду бесконечных странствий по мирам, для чего требовалось отказаться от всех мирских привязанностей, таких как семья, собственность, власть, титулы и прочее.

Вратники объединились в банды и занялись систематическим истреблением обладателей всего вышеперечисленного, причем их жертвами становились не нищие, но обремененные семьями крестьяне, а в основном представители аристократии, вследствие чего темный народ узрел в сектантах что-то вроде своих защитников от произвола знати. Таким вот способом и завоевали вратники популярность. А полтора века назад у них появился способный и, главное, решительный вождь, который не удовольствовался «миссионерской» деятельностью и взял курс на захват власти. Но хотя восстание в Хангусе, столице Бирана, подготовил именно он, Ади Васкар, толчком к выступлению стало ограбление храма Измъалдина, совершенное шайкой известного разбойника Исси Шиндара, о котором и писали разные историки, а о вратниках они упоминали лишь постольку, поскольку те имели касательство к биографии Исси. Такой угол зрения вполне понятен, хотя справедливости ради следует заметить, что без вратников и Ади Васкара история Исси, сына Шинди, закончилась бы на том самом ограблении храма.

До той поры Исси был на редкость удачлив, и все разбои сходили ему с рук, поскольку стражникам никак не удавалось изловить его самого или кого-либо из его шайки. Но в конце концов Исси явно зарвался — он похитил не только все пожертвованные храму сокровища, но и Зеленый Кристалл, посредством которого жрецы якобы общались с богом Измъалдином.

Жрецы любят быть ограбленными не больше, чем все прочие люди, но, в отличие от прочих, они-то способны облечь свое недовольство в форму реальных и результативных действий. За выдачу Исси или указание его местонахождения была назначена умопомрачительная награда в пятьсот тысяч золотых биров. Такой соблазн оказался чересчур велик, и один крестьянин сообщил властям, где прячется шайка. Чтобы окружить и уничтожить тридцать разбойников, биранский король бросил к горе Арсингу никак не меньше сорока тысяч конницы — целую армию! Захваченные врасплох разбойники дрались отчаянно, но были перебиты все до единого. Кроме Исси. Тот, видя, что его песенка спета, взял да и размолол в отместку Зеленый Кристалл в мелкий порошок, разнесенный ветром по всему северному склону Арсингу. По требованию сопровождавшего войско жреца Исси взяли живым, дабы отвезти в столицу и подвергнуть там казни, «соразмерной его злодеянию». Я слабо себе представляю, какая казнь могла, по мнению знающих толк в пытках биранцев, соответствовать подобному святотатству, и узнать это теперь не представляется возможным, поскольку казнь так и не состоялась. Уже собравший тайком в Хангусу множество своих сподвижников, Ади Васкар счел приезд в столицу всей биранской знати для участия в Празднестве всех Богов (и лицезрения казни известного разбойника-святотатца) самой удачной ситуацией для восстания и захвата власти. Бродячие проповедники-вратники заговорили на всех перекрестках о том, что, мол, уничтожение Зеленого Кристалла — это предвестие гибели богов (которые вообще-то ложные боги, поскольку существует лишь одно истинное божество — Великое Безымянное) и нынешнего государственного порядка. Поскольку из-за наплыва знати многократно возросли цены на все товары, хангусяне слушали подстрекателей весьма сочувственно. И на пятый день празднества они не оказали никакого сопротивления массовой резне (именно резне, а не восстанию, ибо вратники напали на аристократов, когда те крепко спали после многодневной попойки), устроенной молодчиками Ади Васкара. А кое-кто решил присоединиться к вратникам и под шумок пограбить. Но эти забавы вратники живо пресекли — не для того они уничтожали одних обремененных собственностью и прочим, чтобы дать «обремениться» другим. Пойманных грабителей казнили на месте, но вот самого знаменитого из них извлекли из подземной темницы и тут же возвели в члены Инкуху — правящего совета вратников, а теперь и всей страны. Еще бы, ведь он, как утверждали проповедники, великий герой, нанесший страшный удар по ложным богам, исполнитель воли Великого Безымянного. Горя мало, что Исси не питал ни малейшего уважения к Великому Безымянному и вообще, судя по всему, был глубоко равнодушен к религии. Согласно учению вратников, орудием Великого Безымянного мог стать и верующий, и неверующий. В духе той же политики Инкуху обратился с воззванием к перифериям, предлагая тамошнему населению расправиться со знатью по примеру столицы. Очевидно, это было ошибкой. Периферийная знать, в значительной мере обезглавленная резней в Хангусе, вероятно, еще долго собиралась бы отомстить за убитую родню, но после такого воззвания даже самым захолустным аристократам стало ясно, что надо спасать свои чины, деньги и головы.

Быстро подавив разрозненные восстания в перифериях, пограничные военачальники — по-бирански изагварры — двинулись со всех сторон к столице. Вратники попали в тяжелое положение. Ади Васкар и прочие члены Инкуху умели отлично скрываться от властей и убивать из-за угла, но совершенно не годились в полководцы. Единственным, кто хоть что-то смыслил в полевой войне (разбойничий опыт как-никак), был Исси Шиндар. Вот его-то и назначили командовать армией нового правительства, которую ему же еще предстояло создать.

Исси согласился, но с условием: правительство забудет о высоких принципах и не станет препятствовать грабежам, ибо ничем другим он привлечь людей в свою армию не может. Конечно, находятся желающие складывать головы во имя какого-то Великого Безымянного, но их — единицы. Эти фанатики — в прежние времена сектанты-вратники — составили костяк его войска, а «мясом» стали всевозможные городские подонки, привлеченные обещанием богатой поживы и славой удачливого атамана. А кто посмеет назвать его неудачливым, если он не только избежал мучительной казни, но и вошел в состав грозного Инкуху? Члены бывшей шайки Исси могли бы усомниться в его везучести, но, увы, мертвецы не умеют выражать своих сомнений.

А дальше была долгая гражданская война, в ходе которой погиб Ади Васкар (от шальной стрелы), а Исси Шиндар одержал победу над всеми врагами, и внутренними, и внешними, ибо разгромленная знать бежала за границу и пыталась вернуться домой в обозе неприятеля. Считается, что закончилась эта война в 2222 году, когда в мелкой пограничной стычке был убит Арри Арриан, последний представитель свергнутой династии.

И все эти долгие четыре года Исси старался избавиться от тяготившей его опеки вратников, безжалостно бросая их в самую гущу сражений. А с некоторых пор он вообще перестал нуждаться в их помощи, поскольку у него появился другой сильный союзник, некая ведьма, имени которой так никто никогда и не узнал, известная лишь по прозвищу Энзира — неистовая. Но до поры до времени он не смел конфликтовать со своими опасными соратниками и позволял им насаждать идеологию слияния с Великим Безымянным. Вратники «отменили все чины и звания, забрали в казну все имущество и отняли детей у родителей», стремясь воспитать следующее поколение в нужном им духе. Что на практике оказалось вовсе не простым делом и вызывало ожесточенное сопротивление даже самых бедных родителей. И тогда вратники начали толпами продавать людей в рабство в Джунгарию, утверждая, что там им быстро станет в тягость мирское существование и они созреют наконец для слияния с Великим Безымянным.

А вот это как раз важно. Но чем? Я нахмурился, затем мотнул головой и хлестнул остановившегося было Светозара. Ладно, потом соображу. Так что там было дальше? Да, до поры до времени Исси все это терпел. Но когда в 2225 году через все Межморье прокатилась гонимая джунгарскими конными латниками волна харь и всем соседям стало не до Бирана, Исси решил, что настал его час, и приказал верным ему атаманам перебить вратников по всей стране. А тех, кого схватили живыми в столице, да и не только в столице, продали в рабство джунгарам, сказав недавним союзникам на прощание, что теперь они должны радоваться, ведь их ждет скорое слияние с Великим Безымянным.

Вот оно! Я даже натянул поводья, стремясь удержать пойманную мысль. Вот почему вратники уничтожали имущество и продавали людей в рабство. Они стремились поставить своему Безымянному побольше тех, кто ничем не привязан к этому миру, лишенных даже желания жить, ибо на строительстве каналов и плотин в Джунгарии даже самые жизнелюбивые возжаждут скорой смерти и избавления от страданий.

Я приободрился. Теперь идеи противника мне понятны, но многое еще остается неизвестным. Я не знал, например, ни точного числа вратников в Ухрелле, ни местонахождения их центра, или, говоря по-военному, штаб-квартиры. Сколько бы вратников ни улизнуло туда, спасаясь от расправы, за два с половиной века их число, несомненно, возросло за счет воспитанных ими детей, ведь секта продолжила в Ухрелле то, что ей не дали завершить в Биране. Значит, тем более нужно догнать банду и захватить для допроса хотя бы одного вратника. Я хлестнул Светозара и продолжил погоню.

Мы гонялись за разбойниками еще неделю, и, хотя к ее концу акриты чуть не падали с седел, вратники тоже устали убегать и решили податься на отдых в Ухреллу. Они надеялись, что я не осмелюсь пересечь границу, но просчитались. Я уже твердо знал, что без похода на вратников не обойтись, и потому не задумался о возможных дипломатических осложнениях с другими государствами: Селлой, Романией и Сакаджаром. Если им не понравится мой набег на Ухреллу, что ж… мой поход против нее — а понадобится, так и против всей Селлы — понравится им еще меньше. Ничего, стерпят, им не привыкать.

Никогда еще вратников не преследовали за границей Антии. Поэтому они спокойно отдыхали после многодневного бегства на лесном хуторе и не ожидали неприятностей. И потому, когда мы обрушились на хутор, никто из бандитов даже не успел добежать до коновязи. Догнав наконец ненавистного врага, акриты забыли про усталость и дрались с неистовством северных берсерков. Они так рассвирепели, что мне еле-еле удалось отбить у них одного полуживого вратника и увезти его, связанного и перевязанного, в Элритуну. Там я допросил его, но получил ответы далеко не на все свои вопросы.

Например, я осведомился, как зовут их вождя, а он в ответ: «Великое Безымянное».

«Понятно, — говорю я, — но кто сообщает вам его волю, кто руководит вами?» «Тот, кто знает», — произносит этот молодой зелот, глядя перед собой остекленевшими глазами. «Ну а где находится Тот, Кто Знает?» — спрашиваю, начиная злиться. «Он всегда Там, Где Надо», — знай долдонит вратник.

Я не решался прибегнуть к пыткам — чего доброго, раненый пленник умрет, так и не успев ничего сказать. Вместо этого я послал гонца в Эстимюр с просьбой к придворному магу Диону приехать в Элритуну и посмотреть, нельзя ли чем-нибудь помочь. Через пару недель пришло наконец письмо от Диона, в котором тот выражал глубокое сожаление — из-за большой загруженности делами он не может выполнить мою просьбу.

Я страшно разозлился, так как прекрасно понял скрытый смысл Дионова послания: чтобы я, такая важная персона, да ехал на окраину королевства по капризу какого-то мальчишки? Если я тебе нужен, приезжай сам в Эстимюр.

Вскочив на коня, я за три дня добрался до Эстимюра и, не переодевшись с дороги, направился прямиком в покои Диона.

Пинком распахнув дверь, я вошел и вежливо обратился к Диону, хлопая себя плетью по голенищу сапога:

— Как следует из вашего письма, многоуважаемый маг, вы заняты срочным и важным делом, но здесь явно вкралась какая-то ошибка. Ваше дело может и подождать, так как этот барашек никуда не убежит, да и есть он не просит. — Дион изучал янтарный амулет, снятый мной с шеи убитого жунтийского колдуна.

Дион промычал в ответ что-то невнятное.

— А раз так, — продолжал я все тем же мягким, даже вкрадчивым тоном, — то ничто не мешает многоуважаемому магу откликнуться на мою просьбу извлечь нужные сведения из одного глупого пленника, не так ли?

Дион запоздало сообразил, что просьба наследного принца и первого стратега королевства — это приказ, отданный в вежливой форме, и если кто-то вздумает упрямиться, то приказ будет отдан в форме невежливой, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Видимо, он решил, что без поддержки матери я бы не осмелился на такой демарш.

— Да-да, конечно, мой принц, — поспешил притвориться он, будто соглашается по доброй воле. — Я тотчас же отправлюсь, только соберу нужные магические принадлежности: тарзанов корень, клык ордзука и…

— Берите все, что требуется, и поезжайте, — перебил я, — а я догоню.

— Разумеется, мой принц, — поклонился Дион, несомненно предположив, что я хочу навестить Альдону. Тут он ошибался, равно как и в том, что я заручился поддержкой матери. Это я собирался сделать только сейчас, для чего и направился в ее покои.

Беседа с матерью прошла легче, чем я ожидал, поскольку я застал ее при обсуждении каких-то дел с герцогом Харольдом. Тот о нападениях вратников на его герцогство знал не понаслышке и подтвердил ей все, что я рассказал о зверствах зелотов, да еще он присовокупил кое-что из своего личного опыта. Харольд горячо поддержал мой план уничтожения вратников в их логове, но указал, что само предприятие следует хорошенько обдумать. В общем, выехал я из Эстимюра, заручившись обещанием матери помогать мне и людьми, и оружием, и деньгами. И замять любой дипломатический скандал, который могут вызвать мои действия.