"Варвара Клюева. Уникум [D]" - читать интересную книгу автора

основательно. Грязные слухи набирали силу и постепенно докатились до
замдекана, который даже пригласил меня для личной беседы на предмет моего
морального облика. Но что он мог, тем более что правда была на моей стороне?
Только коситься неодобрительно, что он и делал.
А вот на следующем курсе мы влипли крупно. Причем исключительно по моей
и Прошкиной вине.
Прошка водил короткое знакомство с одной девицей, которая распределяла
на мехмате профсоюзные блага. Большая часть этих самых благ, разумеется,
доставалась Прошке, но и нам перепадали крохи. Девица в приватной беседе
поведала Прошке жуткую историю о том, как едва не вылетела с факультета,
вычеркнув одну ничем не примечательную нашу сокурсницу из списка баловней
судьбы, получивших путевку на август в спортивный лагерь в Пицунде. Сия
операция понадобилась Прошкиной почитательнице, дабы внести в список
подругу. Но эта невинная благотворительная акция обернулась неожиданным
кошмаром. Главный профкомовский лидер мехмата запер девицу в своем кабинете
и свистящим шепотом обОявил ей, что вычеркнутая посредственность ни много ни
мало стукачка КГБ и в случае еще одного такого прокола он, то бишь
профсоюзный лидер, не даст за девицыну жизнь и полушки.
Вот такую историю узнал Прошка, а кроме того, девица под страшным
секретом назвала ему имя стукачки. Прошка долго молчал, крепился, но как-то
выпили мы с ним лишку, и у него развязался язык. Меня же на пьяную голову
его рассказ навел на совершенно безумную мысль. Я немедленно поделилась ею с
Прошкой, и он, тоже не слишком трезвый, пришел в буйный восторг.
Короче, проникли мы с ним глухой ночью в деканат и на тамошней пишущей
машинке отстучали статью о доблестных органах безопасности. Будучи особой
предусмотрительной, я не забыла прихватить с собой резиновые перчатки,
которые стащила в родном ЖЭКе. Статья воспевала неусыпную заботу упомянутых
органов о студенчестве, между делом в ней упоминалось о подслушивающих
устройствах в студенческих блоках, а напоследок прилагался список стукачей
курса. Этот список явился плодом нашего с Прошкой мозгового штурма. Мы
раздобыли списки всех студентов, получивших за два последних года самые
дефицитные путевки, исключили оттуда всех комсомольских и профсоюзных
деятелей, всех спортсменов, отличников, друзей профкомовских бонз и получили
несколько имен предполагаемых сексотов. До сих пор не знаю, насколько наш
список оказался точным. А вдруг мы напрасно облили грязью ни в чем не
повинных студентов, которым просто повезло?
Той же глухой ночью мы прилепили статью к факультетской стенгазете
возле деканата и отправились спать счастливые и довольные собой. Реакцию
наша милая шутка вызвала чудовищную. В последующие дни добрая половина курса
слушала лекции и сдавала экзамены на Лубянке. Хотя со всех брали подписку о
неразглашении, слухи, разумеется, циркулировали. Не знаю, по какому принципу
гэбэшники отбирали подозреваемых, но мы с Прошкой угодили в их число. Причем
забрали нас на следующий же день, когда никаких слухов еще не возникло, и мы
были совершенно не готовы к такому повороту событий. Прошку увезли с занятий
на военной кафедре, а меня - со службы, то бишь из дворницкой каморки.
Добавьте к этому, что я не имела ни малейшего понятия о Прошкиной судьбе,
равно как и он о моей.
Все дальнейшее я воспринимаю исключительно как чудо Господне.
Во-первых, никто из нас не раскололся. Во-вторых, мы оба ожесточенно
твердили, что ночь накануне провели у меня дома с Лешей, Генрихом и Марком.