"Евгений Клюев. Давайте напишем что-нибудь" - читать интересную книгу автора

не надо.
Так жил бы себе и жил Деткин-Вклеткин, если бы однажды сердце его не
подпрыгнуло, как ужаленное. Подпрыгнуло же оно не случайно: его
действительно ужалило одно воспоминание. Воспоминание было "Марта!" Оно не
могло принять более отчетливых очертаний, это воспоминание, потому что
пришло издалека, из детства. Деткин-Вклеткин сидел тогда на брегах Невы,
причем на левом и правом одновременно, и размышлял свои детские размышления,
потому что не знал, что еще с размышлениями этими можно было делать, - как
вдруг беспардонная уже и в те времена жизнь ворвалась в них криком
"Марта!" - и на крик этот по одному из брегов (Деткин-Вклеткин не помнил, по
какому именно) побежала девочка такого же, кажется, возраста, как и сам
тогдашний Деткин-Вклеткин. Она была в одних трусиках, а трусики были в
красный горошек. Девочка бежала навстречу зову - и Деткин-Вклеткин на одну
только минутку поднял глаза, но тут же опустил их и снова вернулся к
прерванным размышлениям, чтобы в них забыть крик "Марта!" и бегущую по песку
девочку. Крик и девочка забылись хорошо и больше не возвращались к нему, но
вот через много лет - "Марта..." - и снова девочка побежала по песку.
Это очень испугало Деткин-Вклеткина - и он стал тосковать: зачем
девочка побежала по песку. Натосковавшись, он понял, что не может больше
жить без той женщины, которая должна была получиться из этой девочки, и
потерял покой. Тогда он тут же захотел измерить в дюймах и инчах расстояние
от себя до того места, где потерял покой, но расстояние было столь велико,
что измерить его имевшейся у Деткин-Вклеткина рулеткой оказалось невозможно:
на это не хватало никаких дюймов, не говоря уж об инчах. Тут он и решил, что
пропал, а решив так, сразу сел писать заявление:
"Прошу освободить меня от занимаемой мною должности по собственному
желанию, которое состоит в том, чтобы меня освободили от занимаемой мною
должности по собственному желанию, которое состоит в том, чтобы меня
освободили от занимаемой мною должности по собственному желанию..."
- и так далее. Когда Деткин-Вклеткин устал писать это заявление,
занявшее около сорока страниц и все еще не подошедшее к концу, он сразу же
отнес его на работу, приняв решение досказать устно то, чего ему не удалось
дописать.
Впрочем, досказывать не пришлось. Толстая дама, как всегда, улыбнулась
ему шестью рядами золотых и снова золотых зубов, медленно и аккуратно
разорвала заявление на мелкие кусочки, сложила обрывки в большую тарелку,
залила майонезом и, быстро, как обычно, съев все это, отсчитала
Деткин-Вклеткину причитающуюся ему за неполные полмесяца сумму, а потом
радушно сказала: "Ни за что не приходите в следующий раз". Забегая вперед,
скажем, что именно так он и поступил.
Покончив с работой, Деткин-Вклеткин сразу же отправился на брега Невы в
надежде, что по песку пробежит или, на худой конец, пройдет женщина Марта,
когда ее кто-нибудь окликнет.
Деткин-Вклеткин ждал несколько месяцев, но женщины Марты по песку не
пробежало, зато пролетела однажды над ним жирная невская чайка и сказала ему
на лету:
- Если ты, Деткин-Вклеткин, ждешь Марту, то ее тут нет.
Деткин-Вклеткин поразмышлял над этой информацией умом и решил, что
ничего особенно нового и интересного ему не сообщили. Тогда - чуть ли не
впервые за свою зрелость - он обратился к живому существу (чайке) с