"Ричард Кнаак. Летучий голландец" - читать интересную книгу автора

прежних инкарнациях. Он получит новые имена, обрастет новыми сказками, но
они будут лишь тенью фантастической правды.
Вместе с новыми останутся и старые имена, и сказания - все, что
повторялось в сотне миров.
Имя, которое он выбрал себе (собственное, проклятое, даже он не мог
выносить), пришло из самой распространенной легенды, которая, казалось, с
ним срослась. В его мире океан имел первостепенное значение, и люди, ценя
его, жили в гармонии с ним. Неудивительно, что морские образы были так
важны для его народа. Однако была одна легенда, путешествующая сквозь сотни
вариантов Земли, которая выделялась из всех. Легенда о моряке, проклятом
плавать до Страшного суда. Может, и правда был такой бедолага-капитан, но
Голландец, проклятый за свои собственные дела, настолько сжился с образом
этого несчастного дурака, что очень естественно взял на себя эту роль.
Сначала он называл себя этим именем в шутку, но прошло так много времени,
что он уверился он сам и капитан из легенды - это одно и то же. Он был
Летучим Голландцем, и плевать, кто он на самом деле.
А кроме того, играя роль, он меньше думал о своей собственной
потерянной жизни.
Он стал бесцельно бродить, захваченный внезапной переменой: от вечной
пустоты к постоянной смене картин и звуков. Голландец знал, у него есть
другие дела, тем более важные, что время его здесь ограничено, но город его
завораживал.
Вокруг него жужжали голоса, но это были голоса живых людей, если
хотел, он мог бы их коснуться. Голоса проклятых на время умолкли. В этом
одно из преимуществ пребывания на Земле. А еще лучше то, что вокруг не
только голоса, но и грохот машин, птичий гомон, другие звуки, которых он не
смог определить. Не все звуки и запахи были приятными, но Голландец с
радостью воспринимал все. Даже запах сточных вод, которым потянуло, когда
он ступил на обочину, был подарком.
- Жизнь, - прошептал Голландец, полной грудью вздыхая и хорошее и
дурное, - жизнь!
Он все шел, жадно вбирая все вокруг истосковавшимися глазами. Усилился
ветер, но в сравнении с Мальстремом это был нежный, легкий поцелуй. Другие
прятали голову, а он благодарно подставлял лицо ветру.
Дорога привела его на площадь, где статуя-монстр из красного металла
стояла, согнувшись, как будто хотела схватить подростка, ее
разглядывающего. По почти пустой площади бегали птицы в пестром оперении,
двигаясь туда-сюда в зависимости от того, подует ли ветер или кто-нибудь из
немногих прохожих бросит на землю остатки еды или мусор.
Контраст между статуей и зданиями из стекла и бетона был так силен,
что Голландец обернулся к алой конструкции, пытаясь понять, в чем же
состоял замысел скульптура.
Все это напоминало птицу, но вовсе не таких округлых форм, как
создания, толкущиеся у его ног.
Птицы, конечно, его почувствовали. С усилием Голландец заставил их не
ощущать своего присутствия, но необходимости в этом не было. Он присел,
потеряв на время интерес к статуе. Это были голуби, создания, процветавшие
во всех вариантах, где он приземлялся. Голландец вытянул ладонь перед
голубем с серыми крыльями и пестрым телом.
Птица ступила ему на ладонь и присела. Голландец выпрямился, стараясь