"Деймон Найт. Назад, о время!" - читать интересную книгу автора

ощущать какое-то странное беспокойство. Частенько он стоял, прислушиваясь к
пересвистывающимся на отмели кроншнепам, или наблюдал, как внезапный
вечерний шквал несет к берегу буйные волны. Во рту у него слабые гаванские
сигары вытягивались вслед за длинным мягким пеплом, пока наконец не
закруглялись на кончике - тогда Салливан брал серебряный ножик, аккуратно
закрывал кончик и укладывал сигару в коробку. Седоватые волосы Эмили
темнели; теперь получалось все больше разговоров и все больше ссор. Иногда
Эмили как-то странно на него посматривала. К чему бы это? В чем смысл их
жизни?
Когда Салливану стукнуло десять, он открыл для себя секс с Эмили.
Краткий опыт, неудачный. И не скоро повторившийся. Двумя годами позже он
встретил Пегги.
Встреча произошла в пятидесятые годы в многоквартирном доме, где
Салливан раньше никогда не бывал. Как-то после обеда он прошел по коридору,
дверь открылась - и. Пегги влепила ему добрую пощечину. Затем они вместе
оказались в комнате - оба тяжело дышали и злобно поглядывали друг на друга.
Салливан испытывал к ней ненависть, смешанную с отвращением и вожделением.
Считанные мгновения спустя, все еще угрюмые, они отчужденно начали
раздеваться...
Следом за Пегги появилась Элис, а после Элис - Конни. Но то было уже в
1942 году, Салливану только что исполнилось пятнадцать - мужчина в самом
расцвете сил. В том самом году незнакомый Салливану человек, который
оказался его сыном, вернулся домой из Италии. Роберт только что
демобилизовался; поначалу он звал себя Р. Гейнор Салливан, отпускал грубые
шутки, но когда его зачислили в колледж, дела пошли на лад. Затем - время
летело как ветер - он опять оказался дома, и квартира стала слишком мала.
Они переехали в дом на Лонг-Айленде. Добавились лишние хлопоты, и отношения
Салливана с женой стали более чем натянутыми. Впрочем, он работал как вол -
дела фирмы процветали. Хотя, надо признать, отчасти благодаря солидным
аккордным выплатам отцу Эмили.
И каждый месяц - корешки чеков. Деньги поступали на счет Салливана от
бакалейщика, от дантиста, от докторов... эти деньги всегда с трудом
удавалось сбывать в достаточном количестве. Трудно было поддерживать баланс.
По вечерам на Салливана из зеркала пялилось знакомое лицо - серое и
изможденное. Пальцы потирали гладкую щеку; затем вверх по диагонали
двигалась бритва, оставляя за собой мыльную пену и ростки щетины. Потом надо
было умыть лицо, чтобы смыть пену, и вот оно в зеркале, снова со щетиной. А
что, если бы как-нибудь пришлось оставить его гладким? Впрочем, бритье уже
вошло в привычку.
Фирма несколько раз переезжала и наконец обосновалась в верхнем этаже
дома на Бликер-стрит. Технологический процесс упрощался; все больше
работников освобождались, пока Салливан, Гейнор и трое печатников не стали
управляться сами. Салливан частенько вставал к рабочему прессу. Раз
научившись им управлять, Салливан уже почувствовал успокоительную, почти
завораживающую притягательность ритма, в котором чистый лист смахивался со
столика и на его место шлепался отпечатанный. Грязный отпечатанный лист
стирался одним ловким акробатическим движением - одним взмахом металлических
челюстей. В то время Гейнор стал куда более симпатичным малым: дни, что
Салливан проводил на работе, были полны радости - как и ночи, проведенные
дома. Мальчик стал ему невероятно дорог, а в Эмили Салливан был просто