"Федор Федорович Кнорре. Весенняя путевка" - читать интересную книгу автора

приходит, наверное, потому, что тут это ничему не помогает - ведь никого не
удивишь, не разжалобишь, не испугаешь, не подкупишь не то что других, а
самого себя. Тут уж что есть, то есть. Какими бы деликатными, обходными
выражениями, хоть латынью, ни украшать, тут узнаешь простые вещи: этой еще
пожить можно, а вон той скоро умирать... Ах, не пугайся, не надо меня
подбадривать или отвлекать. Ты что, не слыхал там, в городе, никогда, что
люди когда-нибудь умирают?.. Я пробовала с одной поговорить. Она до того
волевая, невозмутимая, мужественная, какой-то пост занимала. Даже тут учить
и командовать начала...
Тоже маска... Я сперва подумала: ну, уж такая, наверно, все понимает!
Стала с ней говорить - она мне строгий выговор влепила, зачем я об этом
думаю, а я все-таки пристаю: "Вы-то сами что об этом думаете?" - "Я думаю,
что об этом лучше не думать!" - вот как она мне отрезала!.. А мне это не
подходит! Сесть и все думать, что когда-нибудь... или не когда-нибудь
умрешь, - это глупо и скучно. Но, знаешь ли, делать вид, что этого и вовсе
на свете не бывает, это невелика храбрость. Вроде как у тех ребят, которые
со страху зажмуриваются в темноте или вместо того, чтоб уроки учить, храбро
гоняют до ночи шайбу во дворе, нисколько не боятся завтрашнего дня, когда
не миновать им потеть и лепетать бессмыслицу в классе у доски... А я почти
не боюсь. Знаю. Не хочу. И не боюсь...
Да я все не то говорю! Все хочется что-то рассказать, а ничего не
получается. Не думай, что у меня голова не того! Просто я сейчас думаю о
жизни как о чем-то целом. С началом и концом. С точкой, а не многоточием в
конце. Все равно скоро или через тридцать лет будет точка - представляю ее
в целом. Может быть, коротковатая она у меня получится, а может, и ничего,
но я не хнычу: что ж, у меня, кажется, все было... а дальше - поглядим...
Ах, но слушай, я путаюсь, все не совсем то, что хочу сказать, ничего нельзя
другому объяснить, ничего!
- Неправда, можно, я все, все понимаю.
- Капельку можно... Это как сквозь замерзшее стекло, надышишь, оттаишь
теплыми губами маленький кружочек, и видно другого человека, а чуть
перестал дышать и затянуло морозом, все исчезло, не процарапаешься...
- Надо с двух сторон дышать, вместе.
- Не знаю. Не пробовала, наверное. Не приходилось... Да это все я так
болтаю.
- Неправда... Я все понимаю... Вот уж ты... у тебя уж маски никакой и
никогда не было.
- Ну, как не было? Все это наше удальство, молодечество, наше
насмешливое, презрительное превосходство над всеми, кто нам казался глупее,
некрасивее, необразованнее, слабее, старее нас самих, надо всеми, кому не
повезло уродиться такими, как мы!.. Помнишь Тоню! Я тебе ее показывала и
говорила, мне теперь противно и стыдно об этом вспоминать...
- Тоня? А-а!.. Это какая-то тетка, кажется, у нее там роман был с
кем-то!
- Да, да, вот я так и рассказывала: "тетка", "роман", и как получалось
все смешно и пошло... Что прическа у нее вульгарная, что у них все это так
обыденно и вроде некрасиво выглядело... снаружи - всякому видно... А на
самом деле что мы знаем о них, об их таких долгих, трудных и несчастливых
жизнях? Ни черта мы не знаем... Ну, кончились мои подхалатные бедные
новости, ты что-то сказать хочешь? Расскажи.