"Федор Федорович Кнорре. Не расцвела" - читать интересную книгу автора

тоненьким ржавым голоском, тоскливо-обрадовано, вспоминая, как скучно было
весь день, и радуясь, что теперь будет все хорошо.
- Ну, ну... - сипло и шумно дыша, говорил хозяин и с усилием
нагибался, чтобы потрепать ей мягкие лопушки ушей. И он приятно, знакомо
сопел при этом, и от него так хорошо пахло - ветчиной.
Хозяин уходил в дом, и скоро обычно приезжал молодой хозяин с женой,
их для вежливости тоже нужно было повстречать, хотя они на собак мало
обращали внимания. Потом у заднего крыльца собакам давали теплый ужин в
двух мисках, и маленькая такса, едва притрагиваясь к еде, осторожно лакала
из одной миски с таксом.
В окнах зажигался свет, в саду становилось совсем томно, и тогда на
крыльце появлялся старый хозяин, шумно вздыхал несколько раз и перед уходом
придерживал дверь, чтобы маленькая такса могла пройти в дом. Они оставались
одни в комнате, где не было ни людей, постоянно захлопывавших перед ней
двери, ни бестактного мордастого такса. Хозяин доставал из кармана пиджака
большой бутерброд с ветчиной, который он всегда привозил из города и
усаживался в кресло. Такса садилась перед ним на дыбки, и он, отламывая
маленькие кусочки, кормил ее хлебом с ветчиной.
К вечеру, особенно в сырую погоду, лапа у нее всегда побаливала.
Старый хозяин брал ее кривую больную лапу в свои большие теплые руки и
потихоньку ее мял и потирал, а она потихоньку хныкала - от удовольствия и
чтобы его еще немножко разжалобить.
Потом он на ощупь протягивал руку и помогал ей забраться к нему на
колени. Они устраивались поудобней в кресле, и он иногда начинал шелестеть,
перевертывая листки бумаги, иногда просто молчал. Бывало так, что старый
хозяин осторожно открывал крышку столика для рукоделий. Тяжело нагнувшись,
он сдувал пыль с ящичков и мотков разноцветных шерстяных ниток и потом, не
закрывая крышки, надолго оставался сидеть не двигаясь.
У него у самого, наверное, что-то побаливало: лапа, а может быть,
что-нибудь внутри, потому что он иной раз вдруг начинал сопеть часто и
прерывисто, и его толстый живот вздрагивал толчками, мешая спокойно лежать
у него на коленях.
Если это продолжалось уж очень долго, такса привставала,
поворачивалась к нему и беспокойно скребла лапами по животу и тихонько
требовательно скулила.
И вот однажды вся эта налаженная и в общем довольно приятная жизнь
разом оборвалась. Хозяин совсем перестал выходить из дому. Молодой хозяин с
женой разговаривали странными голосами, почти шепотом и ожесточенно шикали
и замахивались на собак, когда те пробовали полаять на чужих.
Маленькую таксу уже не пускали на ночь в дом, и она спала со всеми
собаками в будке. Ей было там тесно и холодно. Мордастый такс чесался и
храпел во сне и всех толкал, с самодовольным пыхтеньем перекладываясь с
боку на бок.
Однажды она улучила удобный момент, пробралась в дом и проскользнула в
комнату старого хозяина. Он лежал в постели, хотя до ночи было еще далеко и
на дворе светило солнце. Его пиджак висел на спинке стула, и из кармана
пахло бутербродом с ветчиной, который хозяин привез в последний раз с
работы и не успел отдать.
Она потихоньку залезла в кресло на свое место, сразу почувствовала
себя дома и закрыла глаза, но через минуту ее оттуда согнали. Старый хозяин