"Всеволод Анисимович Кочетов. Журбины " - читать интересную книгу автора

когда умерла мать и отец чуть ли не у ее могилы объявил ему решение
отправить его в ученье, в город.
Памятное было ученье. Три года провел он под сводами жестяно-медницкой
мастерской "мастера Отто Бисмарка" - как значилось на облезлой вывеске над
входом в подвал. Научился выпиливать в тисках ключи к замкам, паять чайники,
лудить самовары и кастрюли. Но хотя очень полюбилась ему работа, в
результате которой из рук его выходили полезные людям вещи, сильно тосковал
по ребячьей жизни. Годам к тринадцати тосковать перестал, ничто как будто
Матвея уже не интересовало и никуда его не тянуло.
Однажды соборный дьякон принес в мастерскую необыкновенную штуковину:
клетка из бронзовых прутьев, сведенных кверху куполом, и в ней, на жердочке,
пичуга ростом со щегла, вся в красных ярких перышках. Дьякон покрутил ключом
внизу клетки, пичуга встрепенулась, пискнула по-живому и опять замерла.
- Вот, - сказал дьякон хозяину, - дальше не идет. Сломалась. А как
пела, как пела, что кенарь! Дар матушки, Марии Феликсовны, стрепетовской
помещицы. Бесценный дар. Дорожу им. Ничто не утешит, ежели утрачен он
навечно. Взываю, верните, Отто Карлович, к действию, ни перед чем не постою!
Хозяин унес клетку в свою квартиру в надворном флигеле, вдвоем с лучшим
мастеровым Иваном Гусевым сидел там, запершись, восемь дней с утра до ночи.
Все эти дни работа валилась из рук Матвея. Он только и думал о пичуге,
поразившей его ребячье воображение. Неужто человек такое чудо сработал?
Вот-то, поди, мастер! Он слышал из разговоров, что есть на свете особенные
люди, у которых золотые руки. Не иначе, только руками из чистого золота и
можно было смастерить красноперую диковину.
На девятый день хозяин появился в мастерской, швырнул клетку на стол,
на который ставились готовые починки, обругал мастеровых, подмастерьев и
мальчиков - всех сразу, двинул дверью так, что на верстаках забрякало и
зазвякало. Иван Гусев объяснил:
- Ярится Отка. Не то, говорит, плохо, что птица не запела и убыток ему,
а главное - авторитет фирмы страдает.
Матвея лихорадка брала от желания заглянуть в нутро птицы, развинтить
ее, проникнуть в тайну чудесного пения.
К его счастью - а получилось потом к несчастью, - дьякон долго не
приходил, клетка стояла и стояла среди кастрюль и самоваров. И каждую ночь,
когда уснут мастеровые в своей казарме, Матвей прокрадывался через окно в
мастерскую, зажигал свечу и шестерню за шестерней, пружинку за пружинкой,
штифтик за штифтиком разбирал и исследовал птичий механизм.
Бессонные ночи стали сказываться: когда он шел, то покачивался как
пьяный, глаза сами закрывались над верстаком. Ему казалось - еще бы ночь,
еще бы две ночи, и тайна птицы будет раскрыта. Но явился дьякон и унес
птицу. А на другой день снова пришел и накричал на хозяина: птица-де
окончательно испорчена. Один из мастеров предал Матвея, - видел, мол, как
тот копался в клетке. И вот ему объявлено: "Марш куда знаешь!" А куда
"марш"? Домой, конечно, к отцу. Шестьдесят верст пешком. Матвей пошел, но не
одолел он и четверти пути - свалился в какой-то деревне и пролежал в доме
сердобольной вдомвой старушки три долгих недели. Слышал, над ним говорили:
"горячка".
Едва встав на ноги после болезни, впервые понял, какую драгоценную
кладь унес он из грязной, вонючей мастерской Отто Бисмарка. Началось с того,
что починил замки в избе приютившей его бабуси; затем, когда немного окреп,