"Всеволод Анисимович Кочетов. Журбины " - читать интересную книгу автора

привычным жестом поправив кобуру, через переулок пошел на звук выстрелов. За
распахнутыми окнами в переулке слышались патефоны, гитары, ветер танцев
вздувал тюлевые занавески, и от дружного боя каблуков в намытые
по-праздничному половицы зыбко вздрагивали стены бревенчатых домиков.

Разрешите поплясать, разрешите топнуть!
Неужели в этом доме полы могут лопнуть?

В другое время участковый, наверное, завернул бы на знакомый голос во
дворик Натальи Карповны, весь ископанный под цветочные клумбы; он пошаркал
бы уважительно подошвами сапог о пеструю дерюжку, разостланную на крыльце, и
дернул бы за деревянную рукоять старинного звонка.
Но выстрелы продолжали греметь... С шага Егоров перешел на грузный бег
и вскоре, придерживая свою кобуру, выскочил из переулка на Якорную.
За решетчатым заборчиком дома номер девятнадцать, в густой вечерней
тени от старых тополей и сиреней, шумела многолюдная толпа. Ничего
подозрительного Егоров тут не увидел: просто к Журбиным собрались друзья и
соседи и, благо стояла теплынь, разгулялись на открытом воздухе.
Он уже миновал было заборчик Журбиных, когда над головами собравшихся
во дворе сверкнули два быстрых огня и вновь ударил гулкий сдвоенный выстрел.
Егоров распахнул калитку.
- Граждане, граждане! - заговорил он, вмешиваясь в толпу. - Что такое,
граждане? В чем дело?
- Еще один Журбак со стапеля сошел, товарищ начальник! - непонятно
ответил кто-то из мужчин.
- С какого стапеля? Куда сошел? - Егоров тянул носом острую пороховую
гарь.
Навстречу ему протискивался сам Журбин, хозяин дома, Илья Матвеевич, с
двустволкой в руках.
- Здоровом, Кузьмич! - окликнул Илья Матвеевич еще издали. - Нарушений
никаких у нас нету. Салют нации. Рабочий человек родился. Двадцать один
залп!
Он подошел, поставил ружье прикладом на землю, оперся о стволы левой
рукой, правой дергал себя за бровь, как бы накручивая седеющую прядь на
палец.
- Внука, Кузьмич, принесли мне ребятки в дом. Так-то, брат! Знай
наших...
В глазах Ильи Матвеевича, вспыхивая, отражались огни уличных фонарей,
на лице даже в сумерках была видна самодовольная улыбка. Он произносил слова
вроде "так-то, брат" и "знай наших", потому что радость мешала найти другие,
более значительные и веские.
Радость же была большая и неожиданная. Именно неожиданная, и не потому
совсем, что случилась она в праздничный день. Когда несколько часов назад
Илья Матвеевич шагал через город в колонне своего завода, когда вокруг на
разные лады гремели оркестры, он всю дорогу помнил о Дуняшке, которую
накануне отвезли в больницу. То услышит Дуняшкину любимую песню, то
засмотрится на ребятишек-дошкольников: набились в грузовик и машут
флажками, - снова подумает о Дуняшке: как-то она там, молодая мамаша?.. Да и
заводские нет-нет спросят о ходе событий большой семейной важности.
Позабыл о семейных делах Илья Матвеевич только на площади, куда сошлись