"Всеволод Анисимович Кочетов. Журбины " - читать интересную книгу автора

колонны всех семи городских районов. Сколько раз за треть века ступал он на
этот вымощенный брусчаткой огромный квадрат перед зданием обкома партии и
областного Совета. Площадь служила для него как бы зеркалом, в котором
дважды в год отражалась жизнь города, - да и одного ли города? Было время -
демонстранты несли на плечах кирки и заступы и прямо с митингов отправлялись
на субботники; было время - конные упряжки тащили в колоннах макеты первых
зажженных в городе вагранок; за вагранками появились ткацкие станки;
несколько лет спустя амовский грузовик повез макет товаро-пассажирского
теплохода. То был радостный год: кончилась на заводе пора ремонтов,
начиналась пора нового строительства.
Уже много лет не встречался Илья Матвеевич на площади ни с вагранками,
ни с ткацкими станками, - в заводских цехах давным-давно пылают мартены и
электроплавильные печи, а текстильные машины превратились в такие мощные
агрегаты, что даже втрое уменьшенный макет любой из них не уместился бы и на
пятитонном грузовике.
В этот Первомай - почему и забылись вдруг семейные переживания - Илья
Матвеевич увидел нечто новое, чего еще осенью не было. В газетах, конечно,
писали и об экскаваторах, и о подъемниках, и о кабеле, о всяческих приборах
и механизмах, которые город изготовляет для новостроек на Волге и Днепре. Но
одно дело - слова, другое дело - натура. Хоть и представлена она в моделях,
однако опытный глаз и по моделям может судить о размерах и силе новых машин
и сооружений.
К Илье Матвеевичу при виде всего этого пришла мысль, с которой он долго
не мог расстаться. Он подумал о руде, заложенной в печь на плавку. Медленно,
постепенно разгорается она, не сразу ее куски охватит жаром: от одного к
другому перебрасывается жар, прежде чем забурлит, заклокочет вся масса,
сплавляясь в прочный металл.
Мысль вела Илью Матвеевича дальше... Вот была в тысяча девятьсот
семнадцатом пущена в великую переплавку человеческая руда, раскалялась она
от года к году - и забурлила теперь, заклокотала; варится металл, какого еще
свет не видывал.
Илья Матвеевич огляделся с опаской по сторонам - не услыхал ли кто его
мыслей: "Прямо сочинение сочиняю". Вспомнил единственную в большой семье
дочку Тоню: как писала она зимой сочинение о новых коммунистических чертах
советского человека, - тоже складно получалось. А вспомнив Тоню, вновь
подумал о Дуняшке и уже не забывал о ней до самого дома.
Нет, не по времени было неожиданным важное семейное событие - совсем в
другом смысле. Еще неделю назад старая профессорша в консультации
подтвердила свое прежнее предположение о том, что у Дуняшки родится
ребеночек некрупный и ко всему прочему - девочка. А взял да и родился
мальчишка. Богатырь, как объяснили в больнице. Не только из ружья - будь у
Ильи Матвеевича пушка, из пушки бы стал палить с такой радости.
Не радость разве? Всё мальчишки да мальчишки появляются в семье.
Вырастают коренастые, крепкие, хотя и не больно красавцы: в деда идут - лбы
большие и глазами злюковатые.
- Да, так-то, Кузьмич! - повторил он, взял Егорова под руку, повел на
крыльцо, где, прислонясь к столбу, изрезанному перочинными мальчишечьими
ножами, стояла Агафья Карповна и все еще зажимала уши ладонями.
Агафья Карповна рассеянно смотрела поверх людей, куда-то вдаль, за
калитку. Ее радость была иной, чем радость Ильи Матвеевича. Илья Матвеевич,