"Всеволод Анисимович Кочетов. Журбины " - читать интересную книгу автора

узнав о рождении внука, тотчас зарядил централку и устроил еще один
праздничный салют - "салют нации", на который сбежались соседи. Агафья
Карповна как встала на крыльце, так и простояла безмолвно, защищая уши от
ружейного грохота.
У времени, казалось, не хватало смелости тронуть эту женщину. Годы шли,
прошло их тридцать с лишним в совместной жизни с Ильей Матвеевичем. Илья
Матвеевич огрузнел, седеть начал, погрубее, позлее сделался, а она
оставалась все такой же подвижной, тоненькой, легкой на ногу и по-девичьи
обидчивой. Не заглянув в лицо, ее и теперь еще, бывает, окликнут на улице
или в магазине: "Девушка!" И отношение к детям осталось у Агафьи Карповны с
того далекого времени, когда родился ее первенец. Радость была смешана с
тревогой. У них, у этих ребятишек, вечно болят ушки, горлышки; они хватают в
рот какие-то гвоздики и пуговки, - того и гляди проглотят; они падают с
крыльца, их клюет гусак во дворе и бодает соседский козел. Все надо
предусмотреть, обо всем помнить и все предотвратить. Трудно, до чего же
трудно вырастить человека! Ей ли не знать этого, Агафье Карповне,
вырастившей четверых сыновей и дочку! И если Илья Матвеевич был прежде всего
преисполнен семейной гордости от рождения внука и эта гордость была как бы
стержнем его радости, то женская радость Агафьи Карповны, напротив, сама
была стержнем, на который навивались предчувствия, предвидения новых забот и
волнений о новом человеке.
Занятая думами, Агафья Карповна не заметила Егорова, который ей
поклонился, подымаясь на крыльцо, и только сильная рука Ильи Матвеевича,
тяжелая, будто кованая, вернула ее к деятельности. Рука эта легла ей на
плечо и позвала в дом. Тогда Агафья Карповна захлопотала, стала приглашать
гостей к наскоро накрытому столу. Гостем был каждый, кто зашел на "салют" во
двор Журбиных.
Егорову хозяин дома поднес стопку тминной. Но Егоров ее отстранил:
- Не могу, Илья Матвеевич, и не проси! При исполнении служебных
обязанностей. Сам понимаешь.
- Ну портвейнцу тогда. Как же? Рабочий человек родился! Уважить надо?
- Уважить - это да, это верно.
Егоров поколебался, осушил стакан, сказал: "Хватит, хватит, лучше я
потом забегу", - и, с сожалением посмотрев на графины, вышел.
Гости Журбиных в этот вечер не столько пили, не столько ели, сколько
было у них разговоров за столом.
- Вот ты, Илюша, твердишь: рабочий человек родился, - говорил старый
друг Ильи Матвеевича мастер Александр Александрович Басманов. Он то
выставлял вперед острый подбородок, то поглядывал поверх очков. - А что если
вдруг академик или по государственной линии?
- Никакой разницы. - Косматая бровь накручивалась на палец Ильи
Матвеевича чуть ли не с кожей. - Никакой. Главное - что? Главное - рабочий
класс. Ты вот строитель кораблей, и такой строитель, что дай бог каждому из
нас на тебя похожим быть...
- Ну, ну, Илюша! - Александр Александрович протестовал, но был доволен,
лицо его, и без того морщинистое, покрылось сплошной сеткой мелких морщинок.
- И ты должен понимать, - продолжал Илья Матвеевич, - да, должен
понимать... Что главное в корабле? Корпус! От него плавучесть, от него
грузоподъемность, от него скорость хода. Все от него. Помнишь, на занятиях
проходили? Есть база, а есть надстройка.