"Валентин Костылев. Питирим (Роман, Человек и боги - 1) [И]" - читать интересную книгу автора

царю строить на реке Волге в олонецких местах.
Глава керженских раскольников, диакон Александр, высокий бородач, с
кроткими голубыми глазами, сам обратился к нему, к Денисову: не защитит ли
воин церкви храбрый керженских братьев от архиерейского гнева? Не ответит
ли он, "пользуясь своею зеломудростью и опытностью в науках", на
архиерейские сто тридцать хитроумных вопросов?
Задумался поморский гость.
- Ответить, конечно, могу. Многие скорби, многие беды видел, борясь с
церковными рачителями. Хитрословие питиримовской учености мне известно.
Однако есть препятствие.
- Какое? - удивился Александр.
- Подумай, старче. Прилично ли нам с тобой защищать поповцев? Разные
дороги у нас. Разные мысли. Я - беспоповец. А Питирим обращается к
поповцам.
Обсуждение происходило в большом, недавно отстроенном доме рыбака
Исайи Петрова. Хозяин принял братцев по-праздничному. Расшитою скатертью
стол обрядил. Окурил избу благовониями.
Старый дед был Исайя, борода прошла по груди седою дорожкою, а глаза
сверкали живые, молодые, и ловкости у Исайи было больше, чем даже у
другого парня. "Лучший на свете рыбак". Уважал его народ, особенно беглый
и крепостной люд.
Как же такому человеку не вмешаться? Из-под седых пучков по-молодому
сверкнули черные глаза. Разгладил старина бороду и вставил свое слово:
- Водятся в реке разные рыбы: и головель, и окунь, и ерш, и язь, и
плотва, и пескарь, и каждая свое перо имеет и цель, но щука их всех
одинаково захватывает, житья не дает. Так же, я думаю, и с человеком, так
же и с кремлевским распорядителем: по бороде - святой апостол, а по зубам
- старая щука. Не беда бы этой щуке и в вершу влезть, ежели к тому случай
есть. Надо понимать: всем нам грозит она, щука, всем без изъятия; кабала
помещичья да кабала архиерейская так и ходят по пятам за всеми нами. Инако
тут не изречешь.
Улыбка пробежала по его лицу. Пуще прежнего призадумались старцы.
Александр, действительно, был диаконовец, или, как его называли,
"кадильщик". Сам он и основал эту секту. Попов не признавал, - только
диаконов. "Буде! Побарствовали!" Александр поднял бунт против попов,
отстаивал "второй чин": "последние будут первыми". Кланялся он и новым
иконам, равно как и иконам старого письма; безразлично, и даже не отвергал
четырехконечного креста. А рядом теперь сидели за одним столом
раскольничьи попы и "восьмиконечники". Сам Исайя, хозяин дома, был ярый
поповец и даже недавно в споре лютом бороду чуть не выдрал одному
диаконовцу, Демиду Охлопкову. Были тут еще люди и других толков:
онуфриевцы, сафонтьевцы и арсентьевцы, были и простые миряне.
Но вышло так, что Александр, после долгого раздумья, заявил:
- Дядя Исайя прав... Щука - она такая.
А его помощник и первый советчик, маленький, юркий, с раскосыми
глазами, старец Варсонофий, и вовсе выпалил:
- Какая там щука?! Не щука, а самая рыба-кит! Всех проглотит! Весь
Керженец! Всех без разбора сожрет!
Многих затрясло от страха. А баба соседняя, деревенская, тайком
нырнувшая в избу, любопытства ради, вдруг заголосила тонким, щенячьим