"Валентин Костылев. Питирим (Роман, Человек и боги - 1) [И]" - читать интересную книгу автора

"Буде случись таковая в Питербурхе, - размышлял с тайным
удовлетворением Нестеров, - не оставил бы ее без своего милостивого
внимания и сам государь, Петр Алексеевич. Безусловно".
И хитро улыбался: "Аз не без глаз, что надо - вижу. Бог с ним и с
Питербурхом!"
А главное - баба крепкая, здоровая, и белье лучше нее никто не
стирает. По этому делу и ходит к нему - так значится в окрестности.
Степанида любит слушать, а Стефан Абрамыч любит много говорить.
Страсть была его - поговорить. В комнате хорошо, очень хорошо пахло. В
свой рожок курительный Нестеров крошил какой-то чудесный сушеный лист.
Степаниде весьма нравилось сие благовоние. Ее самое всю продымило этим
душистым листом. Кузнец Филька, возлюбленный Степаниды, морщился при
встречах с ней, а ничего не поделаешь, ругаться нельзя - в голове у него
была своя особенная мысль: пускай ходит баба к вельможе, ничего. Для
общего благополучия и выгоды.
Вот и теперь пришла она, Степанида. Разговорились. Нестеров показывал
портреты и картины и, захлебываясь от радости, что он обладатель сих
редкостей, много чудесного рассказывал про походы, про бои с татарами и
шведами, про свои необыкновенные подвиги. Степанида всегда слушала
внимательно и с удивлением, боясь проронить какое-либо слово, а тут ни с
того, ни с сего вдруг перебила Нестерова совершенно не относящимся к делу
вопросом: есть ли такой закон, чтобы человека безо всякой вины в кандалы
заковать, держать в подземелье и морить голодом.
Нестеров ответил, что такого закона нет.
Тогда Степанида рассказала про Софрона, ложно оговоренного как
совратившегося в раскол; парень никогда и не был раскольником.
Поведала она Нестерову и о других нижегородских делах и ругала
нехорошо, - загоревшись великой злобой, - епископа Питирима. Нестеров с
медовою улыбкой выслушал историю об овчинниковской девке Елизавете. Взор
его масляно разомлел. Степаниду это еще больше рассердило, и назвала она
предавшую отца дочь такими словами, что Нестеров от неожиданности
подпрыгнул на шелковом сидении кресла. Прекрасная Аглая цветистой речью
своей далеко превзошла самых изобретательных в ругани солдат и бурлаков.
Впрочем, Нестерову это пришлось весьма по вкусу, и он несколько минут,
задыхаясь, фыркая, хихикал себе в ладонь.
Дальше слушал ее насмешливо сощурив глаза, и, когда она закончила
пылающую гневом речь, облапил девку весноватыми пухлыми руками и неудержно
залобызал:
- Ненаглядная!.. Венера!.. Загрызу!
- Презри похоть, грешно, - загородила она ладонью его красное, потное
лицо и отскочила прочь.
- Андромаха!.. Психея!.. - совершенно обезумев от восторга, снова
взревел Нестеров, набрасываясь на Степаниду.
- Легче... легче... не жена...
- Что мне жена?
- Она, гляди, богата; с царем за трапезой сидит, красивая...
- Сколь сладкий голос, звону гуслей подобный... Милая! - продолжал
наседать на нее Нестеров.
- Стой! Н-но! - вцепилась Степанида в его плечи.
- Говори, что тебе надо, все сделаю. Говори! - дико хрипел он,