"Валентин Костылев. Питирим (Роман, Человек и боги - 1) [И]" - читать интересную книгу автора

К вечеру Демид и Сыч нагрузили хлебом, мясом и крупою громадный
струг. Им помогали с большою охотою многие бабы и некоторые из мужей этих
баб. Посматривали эти мужья косо на бабье веселье: "Буде уж вам,
бесстыдницы!"
На прощанье Сыч просил пафнутьевских сельчан расстараться поскорее
насчет атамана. Демид взялся съездить опять в Нижний. Цыган говорил о том,
что без атамана дело разваливается. Разбегаться стали. Демид дал клятву
своим односельчанам, что не уедет из Нижнего, пока не достанет атамана.
- Ты поругай там кузнеца Фильку. Скажи, убьем его, если не освободит
Софрона. Зря мы его у Макарья поили?!
Провожать цыгана и Демида вышло все село; Сыч опять поехал верхом на
лошади, а Демид поплыл в становище ватажников на струге.
Когда они скрылись из глаз, дед Исайя сказал:
- М-да, им надо помогчи... Поеду и я с Демидом... Вместе будем
добиваться атамана, а может и диакона освободим.
Мужики охотно согласились со старостой, которого слушали и уважали
как отца родного.
Вышло только одно нехорошо: помощницы цыгана переругались между
собою, готовы были глаза выцарапать одна другой, а потом полезли к мужьям
сплетничать друг на друга. Деду Исайе с великим трудом удалось
восстановить порядок.


XVII

Пристав Гаврилов, начальник тюремной стражи при Духовном приказе,
невыразимо счастлив в эту пьянящую, знойную ночь - в одну из тех ночей,
когда созревают злаки на полях, омываемые зарницами, и бабочки-бражники
бьются у огней многоцветными крылышками, а в садах зарождаются яблоки и
груши. Так тепло, так хорошо около Степаниды в эту ночь в яблоневом саду
за приказом и так волшебно пахнет от девки немецкими духами, и ласковая
она такая и мягкая вся, шелковая, горячая; пристав Гаврилов сразу забыл
перенесенные им от нее обиды и радовался тому, что она снова к нему
вернулась и снова его ласкает.
- Не любишь меня?! Ну так что же, как хочешь... Не люби.
- Я не люблю?! - в холодном поту вскрикнул изумленный пристав.
- Ни столечко! - и она показала на ноготок мизинца. - Другую
полюбил... пригожее меня...
Гаврилов даже рубаху разорвал у себя на груди, задыхаясь от волнения,
не зная, что говорить:
- Краля моя!..
Он не смог дальше подбирать слов, не мог говорить, он вообще не мог
больше владеть собой... Весь мир, небо, земля и люди, - все провалилось
куда-то вместе с Духовным приказом, все сожгла дотла лукавая, задорная
улыбка милой Степаниды. Это он-то ее не любит? Напротив, он всегда считал,
что она его не любит. Не он - она его бросила, и вдруг... Гаврилов
обезумел, Степанида покорилась... Щекотала лицо свежескошенная трава... Он
этого не замечал. Где-то на кремлевском дворе стучала трещотка, и где-то
вдали, там, за кремлем, внизу, на Волге, растекалась в тишине унылая песня
подъяремной бурлацкой голи... И до этого ему не было никакого дела...