"Кэйт Коджа, Барри Н.Мальзберг. Дань обычаю " - читать интересную книгу автора

- Он, - отвечает ветеринар. - Сколько еще раз вам повторять? Это кот,
кастрированный кот.
Кастрированный мужик. Ну да, кто еще пойдет за ней домой с улицы,
преодолеет три лестницы, будет орать под запертой дверью всю ночь, пока она
не сжалится и не втащит его внутрь?
- Сходится, - говорит она, могла бы сказать больше, много больше,
только что это даст?
Ветеринар не поймет, а пойми он, выйдет только хуже. Он не похож на тех
мужиков, которые ходят с уличными проститутками, - да, по правде, кто же
бывает на них похож? Кто угодно из них может, даже должен оказаться
ветеринаром, врачом, юристом, кем угодно, никакой у них нет отличительной
черты, никак не разобрать, кто есть кто. Одни походили на подонков и были
ими, другие казались лучше и таковыми не были, а большинство - вообще ни на
что не похожи, просто мужики с эрекцией и проблемой, а эрекция и есть
проблема, точно так же, как идея СМИ или что там еще, что они везде
говорили, и как бы то ни было, ей никто из них ничего такого не говорил. Они
вообще ничего не говорят, кроме "Сколько?" и "У тебя есть где?". Да, у меня
есть где, сволочь, прямо здесь под этим полушубком из кролика, прямо тут,
где тепло, и темно, и влажно блестит, как блестят глаза кота на столе, как
блестит игла, входящая в кота, и - о! - слышите, как он воет? Ужасающий
краткий вой, и она морщится, когда игла входит в кота, морщится, когда
ветеринар выдергивает иглу.
- Это больно? - спрашивает она, глаза влажны, руки дрожат на коте,
дрожащем под ее руками. - Больно?
- Конечно, больно, - говорит ветеринар. - Это же укол.
Он вытирает руки, выбрасывает иглу - они и тут осторожничают, ведь
кошки тоже могут заразиться СПИДом. Кошки от многого болеют, это люди
считают их выносливыми тварями, копошащимися в отбросах обитателями мусорных
баков, но неправда, они - хрупкие, хрупкие зверьки, они мучаются от боли и
могут подхватить ужасную болезнь, а все остальное - ложь, заблуждения, в
которые верили, верили и - насильно сделали правдой. Вы слыхали правду о
кошке, что не ела ничего, кроме крысиного яда? И выжила? А правду о кошке,
что съела крысиный яд и умирала, умирала - пока не умерла? А правду о коте,
у которого была шлюха и сердце из золота? Про то, как этот кот пробирался в
Адову Кухню в лунном тумане, во тьме ночной выл на подоконнике, словно на
последнем, одиноком краю земли? Вы лучше поведайте мне другую правду, да,
какую-нибудь еще.

По ночам, когда кот бороздил улицы города, шлюха думала иногда, что
она - в его шкуре, силой воображения вбирала в себя восприятие зверя,
движущегося среди кирпичей и камней, невидимых тенет разоренного города у
реки. В дверных проемах - местный сброд: те, которые слоняются без цели и
дела, те, которые притаились тут недоброй тенью, те, которые заброшены
всеми, с ножами и пушками, жаждут крови и мяса - человечьего мяса, кошачьего
мяса, - а вверху, в плошке неба, болезненные, смертоносные огни отравленной
атмосферы льнут к дыханию чужих двуногих. Но, не замечая ничего, кот
пробирается проходами меж домов - худой и маленький, и равнодушный к
травмам, ежели они не ведут прямо к еде, он ищет пищи, как ищет его самого
его истинная судьба.
Гром - имя кота, имя, данное ему шлюхой в ту первую ночь, когда он