"Павел Ефимович Кодочигов. Вот и вся война...(Военный рассказ) " - читать интересную книгу автора

в сторону уводит, его обратно в полуразвалившийся строй заталкивают, и
вперед, вперед.
Командир роты оказался невысоким, щупленьким, с плешинкой в белесых
волосах старшим лейтенантом из запасных - в гражданскую еще воевал.
Посмотрел он на меня снизу вверх, что-то прикинул и определил своим связным.
А пополнение на формировке мы получили такое: взводными пришли
девятнадцатилетние розовощекие лейтенанты, а красноармейцы почти все уже
пожилые, под стать нашему ротному. Может, и не такие они были старые, но мне
тогда все, кому за тридцать, стариками казались.
К Калуге вышли на рассвете, по пути похватали и погрызли брюкву - кухня
где-то отстала, поймой Оки обошли город, к вечеру увидели детский санаторий
с веселыми синенькими домиками. Получили приказ окопаться. Я выкопал окопчик
ротному, потом себе. Ротный послал один взвод в разведку. Ушли они,
миленькие, и пропали. Сгинули, хотя впереди никакого боя не было.
Представляете себе положение командира роты? Он тоже из пополнения, первый
раз в дело вступил, он еще земной, гражданский и разговаривает, будто дома
сидя у самовара, по-домашнему, и плешинку свою потирает, а тут такое ЧП! Как
быть, что дальше делать, он не знает. Жаль мне его стало. "Разрешите,
товарищ старший лейтенант, - обращаюсь к ротному, - мне в разведку сходить,
узнать, что со взводом случилось?" Он обрадовался, а на фронте, помните,
одному никуда ходить не разрешалось, только вдвоем. Попался ротному на глаза
старенький боец, он и турнул его вместе со мной. Ну, сколько мы прошли?
Метров пятьсот, наверно. Впереди поляна. За ней кусты. Только дальше
двинулись, немецкий говор послышался. Я под сосну упал, а мой напарник со
страха на голом месте растянулся. Немцы показались. Я одного со второго
выстрела уложил, они по нам и плеснули из автоматов, точно из брандспойтов.
Оглянулся на старичка - у него от вещмешка только клочья летят. Ах, думаю,
сволочи фашистские, убили ведь. Сейчас я вам отвечу. Стал прицеливаться - у
меня почему-то планка прицела поднята. Прихлопнул ее ладонью и с первого
выстрела второго на тот свет отправил. Остальные, их человек пять было, тоже
разведка, наверно, убежали, за снайпера, видно, меня приняли. Я - к
старичку. Мертв. Винтовку и документы у него забрал и бегом назад на доклад
к своему ротному.
Приготовились к отражению атаки, вперед посты выставили, а немцы не
идут, и нам наступать приказа нет. Пождали, пождали да и засыпать по одному
начали. Ротный, намаявшись за последние дни, тоже уснул. Я накрыл его
плащ-палаткой, хотел вздремнуть, но не смог - так близко, как в этот вечер,
немцев не видел, стрелять по людям тоже не приходилось. Эти двое были
первыми мною лично убитыми, и переживаний хватило до утра. Все время говор
немецкий слышался, жесткий такой, резкий. Настроение подавленное.
Утром вернувшийся из Калуги боец доложил, что оставшаяся там кухня
разбита, повар и его помощник убиты, в город вступают фашисты. Будь я еще
при кухне, со смертью мне бы, скорее всего, не разойтись. Спас, выходит,
меня взводный.
Не успели оправиться от этого известия, начался минометный обстрел. Тут
меня ротный хорошо погонял. То в один взвод пошлет, то в другой - передать
что-нибудь, узнать, держатся ли. В очередной раз к нему возвращаюсь, а он
лежит, осколки ему все бедро разворотили. Санитары унесли старшего
лейтенанта в тыл, командование ротой принял командир первого взвода, и в это
самое неподходящее время пошли автоматчики. Лопочут, что-то кричат, стреляют