"Виктор Коклюшкин. Избранное" - читать интересную книгу автора

будущим внукам жить честно и теперь хотел, чтобы это официально заверили.
Сидящая рядом с нами женщина взялась было объяснять Игорю Борисовичу,
что он завещание составил неправильно, потому что слово "завещание"
производное от двух слов "за вещами". А сосед справа стал показывать, что
это не так, что состоит оно из двух слов, только из других: "зав" и "еще".
Я на всякий случай помалкивал и по старой школьной привычке хмурился,
изображая умный вид. Я вообще чувствовал себя тогда в жизни не твердо: то,
что я умел, никому было не нужно, а то, что от меня было нужно - это не
опаздывать на работу и с работы - домой. И с каждым днем и годом во мне все
больше и больше крепла детская тоска по старшему другу, который взял бы меня
за руку и повел по дороге жизни вперед, а я заглядывал бы снизу вверх и
преданно спрашивал: "А это что?", "А как называется?", "А мне можно?.." Меня
тянуло к людям необычным и загадочным; так, два года назад я подружился с
человеком, который в магазинах покупал самые плохие вещи, чтобы другим
остались получше. Потом в стоматологической поликлинике я познакомился с
человеком, пришедшим вырвать сразу все зубы, чтобы после не тратить зря
время, а целиком посвятить свою жизнь искусству эстрадного конферанса. Он
предлагал и мне тоже, говорил убедительно, с выкладками, статистическими
данными; и я чуть не согласился, да вовремя вспомнил, что у меня почти все
зубы вставные.
Игорь Борисович среди моих знакомых отличался твердостью убеждений,
четкостью позиции и решительностью действий. Он знал все! В столовой, когда
я сомневался, что брать: компот или кисель, он говорил: "Бери оба!" - и
всегда оказывался прав.
По субботам и воскресеньям он ездил на какую-нибудь тихую речку со
спиннингом и динамитом - пугать браконьеров. Сам он пользовался крючками и
блеснами, изготовленными на фабрике спортизделий № 2, выпускающей всю
продукцию с пометкой "Хранить в сухом прохладном месте".
Он и меня пригласил однажды, и мы поехали. Не помню, какой был день:
пасмурный ли, ясный, отчетливо помню, что на душе у меня было солнечно!
Мы сначала ехали на электричке, а потом шли пешком. Шли мы очень
медленно, потому что он обходил каждую травинку, чтобы не помять. А вот
комаров он бил и объяснял это естественным отбором.
До реки мы дошли только к вечеру. Речка оказалась такой скромной и
милой, словно вытекала не где-то из-под земли, а - из моего детства. Опять,
как давным-давно, я крупно увидел росшую по берегу осоку, желтую кувшинку на
тихой воде, стрекозу...
Браконьеров мы в тот раз не встретили, зато попали на пикник. Надо
сказать, что Игорь Борисович любое пьянство считал предательством, где
человек предает себя и своих близких, и предусматривал за него самую высокую
меру наказания - безрадостную, одинокую старость.
Мы подошли к пикникующим, поздоровались. Их было шестеро, нас - двое,
поэтому они поздоровались с нами весело. Они еще не догадывались, с кем
имеют дело. Игорь Борисович сказал просто:
- Товарищи, прошу всех оставаться на местах. Здесь, - показал он на
разбросанные пустые бутылки и банки, - ничего не трогать!
Повернулся и ушел в кусты.
Как только он ушел, главный скомандовал: "Быстро!" - и первым схватил
крайнюю бумажку. Я забыл сказать, что Игорь Борисович считал, что природа -
это храм, и всегда выезжал в лес в строгом костюме и галстуке.