"Жан Кокто. Белая книга" - читать интересную книгу автора

настоятелю и объяснит ему мои мотивы, делающие это затворничество чем-то
иным, нежели любительская прихоть.
Я прибыл в аббатство в холод и слякоть. Тающий снег обращался в
холодный дождь и грязь. Привратник дал мне в провожатые монаха, бок о бок с
которым мы молча шли под аркадами. Я спросил его, в котором часу начинается
служба, он ответил, и я содрогнулся. Я услышал его голос, и это был один из
тех голосов, что вернее, чем лицо и фигура, оповещают меня о юности и
красоте их обладателя.
Он откинул капюшон. Его профиль четко обрисовался на фоне стены. Это
было лицо Альфреда, лицо Г., Розы, Жанны, Даржелоса, лицо Счастья-Нет,
Гюстава и мальчика с фермы.
Без сил вошел я в кабинет Дона 3.
Дон 3. оказал мне самый сердечный прием. Письмо аббата X. уже лежало
перед ним на столе. Он отослал молодого монаха. "Вам известно, - сказал он,
-- что комфорта у нас не предусмотрено и что устав очень строгий?"
- Отец мой, - отвечал я, - у меня есть основания полагать, что этот
устав для меня еще слишком мягок. Я ограничусь сегодняшним визитом и всегда
буду вспоминать ваш теплый прием.

Да, монастырь отвергал меня, как отвергало все остальное. Итак, надо
было удалиться, уподобиться отшельникам, которые умерщвляют свою плоть в
пустыне и любовь которых к Богу есть благочестивое самоубийство. Но даже Бог
-- позволяет ли Он, чтоб Его любили такой любовью?
Все равно; я уйду и оставлю эту книгу. Если ее кто-нибудь найдет, пусть
опубликует. Может быть, она поможет понять, что отправляя себя в изгнание, я
изгоняю не чудовище, но человека, которому общество не позволяет жить, ибо
оно рассматривает как отклонение одну из таинственных вариаций Божьего
шедевра.
Чем усваивать евангелие Рембо: "Пришли времена убийц", лучше бы
молодежь запомнила фразу: "Любовь следовало бы изобрести заново".
Рискованные эксперименты в области искусства мир приемлет, потому что не
принимает искусство всерьез, но в жизни беспощадно осуждает их.
Я прекрасно понимаю, что муравьиная идеология наподобие русской,
ориентированная на единообразие, считает преступлением своеобразие в одной
из высших его форм. Но как бы тому ни препятствовали, все равно аромат
некоторых цветов и вкус некоторых плодов - только для богатых.
Порок общества превращает в порок мою прямоту. Я удаляюсь. Во Франции
этот порок не приводит на каторгу благодаря наклонностям Камбасереса и
долговечности Наполеоновского кодекса. Но я не терплю, чтобы ко мне
проявляли терпимость. Это оскорбляет мою любовь к любви и свободе.


* * *
Прошел слух, что "Белая книга" - мое произведение. Я предполагаю, что
это и есть причина, по которой вы просите меня иллюстрировать ее и по
которой я соглашаюсь.
Действительно, кажется, автор знает "Двойной шпагат" и не считает мою
работу достойной презрения.
Но каким бы хорошим не было мое мнение об этой книге - будь она даже
моя - я не хотел бы под ней подписываться, потому что тогда она стала бы